Чарльз Диккенс - Давид Копперфильд. Том II

— Дорогой мой! — все повторял Трэдльс. — А как вы стали знамениты, мой прославленный Копперфильд! Боже мой! Когда же вы приехали, откуда приехали, что вы там делали?

Не дожидаясь моих ответов, Трэдльс втолкнул меня с кресло у камина и все время одной рукой помешивал огонь, а другой дергал мой галстук, принимая его, вероятно, за пальто. С каминными щипцами в руке он снова обнял меня, а я обнял его, и оба мы с ним, смеясь и вытирая слезы, все пожимали друг другу руки.

— Подумать только! — сказал Трэдльс. Вы должны были так скоро приехать, а на церемонию, дорогой старина, не попали.

— На какую церемонию, дорогой Трэдльс?

— Боже мой! — воскликнул он, по обыкновению широко раскрыв глаза. — Да разве вы не получили моего последнего письма?

— Конечно, нет, если оно сообщало о какой-то церемонии.

— Дорогой мой Копперфильд, — проговорил Трэдльс, запустив снова обе руки себе в волосы, а затем кладя их мне на колени, — ведь я женился!

— Женился? — радостно крикнул я.

— Слава богу, да! — подтвердил Трэдльс. — Нас с Софи повенчал в Девоншире преподобный отец Гораций! Да вот, дорогой мальчик, она здесь, за занавеской… Смотрите!

В этот момент, к моему изумлению, «самое милое существо в свете», смеясь и краснея, вышло из своего убежища. И мне никогда не приходилось видеть молодой женщины более веселой, милой, счастливой и сияющей! Я не мог не высказать этого, не мог, как старый приятель, тут же не расцеловать ее и от всего сердца не пожелать им счастья.

— Что за восхитительная встреча! — воскликнул Трэдльс. Ну, до чего вы загорели, дорогой мой Копперфильд! Боже мой, как я счастлив!

— И я также! — отозвался я.

— А я-то как счастлива! — смеясь и краснея, заявила Срфи.

— Мы все так счастливы, как только можно быть! — с восторгом сказал Трэдльс. — Даже девочки счастливы!.. Ах, я совсем было и забыл о них!

— Забыли? О ком? — спросил я.

— О девочках — сестрах Софи, — пояснил Трэдльс. — Они гостят у нас: приехали посмотреть Лондон. Дело в том, что… А, скажите, Копперфильд, не вы ли это полетели на лестнице?

— Да, — ответил я смеясь.

— Так вот, когда вы упали, я играл с девочками в «углы». Но, так как это не вяжется с профессией адвоката и не предназначается для глаз клиента, они моментально удрали. А теперь я не сомневаюсь, что они… подслушивают нас, — прибавил Трэдльс, глядя на дверь.

— Очень жалею, что я вызвал такое смятение! — рассмеялся я.

— Честное слово, вы не сказали бы этого, — продолжал Трэдльс, пребывая в том же восторженном состоянии, — если б видели, как они убежали, заслышав ваш стук, вновь прибежали, чтобы поднять оброненные ими гребни, и наконец умчались, как сумасшедшие! Душа моя, не приведете ли вы сюда девочек?

Софи быстро вышла, и мы услышали встретивший ее в соседней комнате взрыв хохота.

— Не правда ли, мелодично, дорогой Копперфильд? — спросил Трэдльс. — Очень приятно слушать, как веселье оживляет эти дряхлые комнаты! Для несчастного холостяка, одиноко прожившего всю жизнь, это, знаете ли, в самом деле восхитительно… очаровательно! Бедняжки, они так много потеряли, лишившись Софи: она ведь, уверяю вас, Копперфильд, всегда была и осталась самым милым существом в свете, и вот меня невыразимо радует, что эти девочки в таком прекрасном настроении. Общество их — прелестнейшая вещь, Копперфильд! Правда, это не совсем подходит к моей профессии, но это чудесно!

Заметив, что он немного смутился, и поняв, что, при его сердечной доброте, он боится сделать мне больно своей жизнерадостностью, я поспешил согласиться с ним, и это было так искренне, что, видимо, облегчило его душу и доставило ему большое удовольствие.

— Сказать вам правду, дорогой Копперфильд, — заметил он, — весь наш домашний строй совершенно не подходит к моей профессии. Даже Софи не следовало бы быть здесь, а что поделаете? У нас нет другого помещения. Мы в утлой ладье пустились по житейскому морю, но мы готовы к лишениям. К тому же, Софи — необыкновенная хозяйка! Вы будете удивлены тем, как она умудрилась разместить всех девочек. Я сам до сих пор не понимаю хорошенько, как ей это удалось.

— А много живет у вас этих молодых леди? — поинтересовался я.

— Здесь, — таинственно понижая голос, проговорил Трэдльс, — старшая — красавица Каролина, потом Сарра, та, знаете, о которой я вам говорил, что у нее неладно с позвоночником (теперь она чувствует себя несравненно лучше). Здесь же и обе младшие, воспитанницы Софи. Здесь и Луиза.

— Да что вы! — воскликнул я.

— Представьте себе! — подтвердил Трэдльс. — У нас только три комнаты, но Софи удивительнейшим образом устраивает девочек, и они даже спят со всевозможными удобствами. Три — в той комнате, а две — в этой.

Я невольно оглянулся в поисках уголка для мистера и миссис Трэдльс. Мой друг понял меня.

— Ну, как я вам уже говорил, мы умеем мириться с обстоятельствами, — пояснил Трэдльс. — Например, на прошлой неделе мы устраивали себе постели вот здесь на полу. Но у нас есть еще комната на чердаке (очень славная комнатка, когда до нее доберетесь), и Софи сама оклеила ее обоями, желая сделать мне сюрприз. Теперь это — наша с ней комната. Прекрасный уголок, да еще с великолепным видом!

— И наконец-то вы счастливы, женаты, дорогой мой Трэдльс! — воскликнул я. — Как я рад за вас!

— Благодарю вас, дорогой Копперфильд!

И мы тут еще раз крепко пожали друг другу руки.

— Я счастлив так, как только может быть счастлив человек! — сияя, проговорил Трэдльс. — Взгляните-ка… там наш старый друг! (Он с торжествующим видом кивнул в сторону цветочной вазы и подставки). А вот и столик с мраморной доской! Вся остальная обстановка, как видите, проста и практична. Что же касается серебра, то у нас в доме даже нет ни одной серебряной чайной ложечки.

— Значит, все должно быть заработано, не так ли? — весело сказал я.

— Совершенно верно, — ответил Трэдльс, — все должно быть заработано. Конечно, пока у нас есть нечто, имеющее форму чайных ложечек, но оно из белого металла.

— Тем лучше будет блестеть серебро, когда оно появится, — заметил я.

— Именно то, что мы говорим! — воскликнул Трэдльс. — Видите ли, дорогой Копперфильд, когда я… (здесь он снова таинственно понизил голос)… когда я провел тот процесс, который оказал мне такую услугу в моей адвокатской карьере, я отправился в Девоншир и серьезно поговорил наедине с преподобным Горацием. Я подчеркнул тот факт, что Софи, — она, уверяю вас, Копперфильд, самое милое существо…

— Не сомневаюсь в этом, — перебил я его.

— Действительно, она такова, — продолжал Трэдльс. — Но, боюсь, я отвлекся от своей темы. Ведь я упомянул о преподобном Горации?

— Да, вы сказали, что подчеркнули тот факт…