Михаил Алексеев - Мой Сталинград

Леня взял из моих рук шоколадку и в один миг сорвал с нее нарядную обертку. Отломил не один, а сразу два кубика и, отправив их в рот, принялся жевать. Мои товарищи, затаив усмешку, приготовившуюся разрешиться хохотом, молча наблюдали из своих углов.

Леня между тем посетовал:

– Что за черт, жую, а ни запаха, ни сладости не чувствую?..

Я посоветовал:

– Жуй дольше. Сам знаешь, теперь в Германии все переведено на заменитель, на эрзац. Бензин – эрзац, масло – эрзац, ну, соответственно, и шоколад... Так что жуй, Леня!

Леня жевал со всем возможным усердием, жевал до тех пор, пока по углам его рта не стала клубиться темно-коричневая пена. Только тогда пришло прозрение, и Леня, обозвав меня «сволочью», по справедливости обозвав, начал отплевываться, по-верблюжьи, бросая на земляной пол ошмотья пены, от которой и в наши носы ударил запах дешевейшего стирального мыла. На такой случай у меня под рукою находился пакетик шипучки. Я быстренько, чувствуя свою вину перед доверчивым другом, развел его в воде и сам поднес стакан ко рту Прицкера. От нескольких глотков этого, тоже трофейного, напитка глаза несчастного озарились ярким светом. Хорошенько протерев их носовым платком, он все же повторил, но только более осмысленно и во множественном числе:

– Сво-ло-чи!

Леня правильно заключил, что розыгрыш приготовлялся не одним мною, а в заговоре с двумя другими обитателями землянки. Чтобы окончательно реабилитировать себя и моих друзей, я вытащил из-под свернутой фуфайки, заменявшей мне подушку, настоящую шоколадину, чтобы с ее помощью Леня мог уничтожить все следы пребывания во рту этой мерзости, названной мылом, от коей попахивало откровенной падалью. Вслед за шоколадом Прицкеру была предложена и «лампадка» нашей добротной водки. Опрокинутая одним махом, она омыла не только рот, но и прошлась по всем кишкам, уничтожив по пути все запахи, кроме своего особенного...

Коротко говоря, Леонид Прицкер обрел прежнюю форму, сделался веселым и еще более разговорчивым. Наговорившись всласть, он сшвырнул Зебницкого с его лежбища, плюхнулся на его место и мгновенно заснул. Мы знали, что теперь он будет спать до ночи, а потом вновь отправится на передовую со своей трубой. В отличие от меня, Леня все-таки продолжал верить, что его «собеседования» с немцами рано или поздно все-таки откроют им глаза на безвыходность их положения и они будут сдаваться в плен не в одиночку, а целыми группами. Ну, что ж, блажен, кто верует. Или сказать по-другому: чем бы дитя ни тешилось...

А тем временем на Котельническом направлении в спешном порядке концентрируется группа немецких армий. Командовать этой группой Гитлер поручил своему любимцу, покорителю Крыма, фельдмаршалу Манштейну. Тот успел подтянуть сюда до 30 дивизий. Они перебрасывались самолетами и железнодорожными составами. Даже из-под Ленинграда прибыл целый авиационный корпус из 1-го воздушного флота. Но сообщение об этом не очень-то обеспокоило командование Сталинградского фронта. С появлением новых авиационных соединений противника мало что изменится в распределении сил в воздухе: там теперь безраздельно будут господствовать наши воздушные силы.

Первый секретарь Сталинградского обкома партии, являющийся одновременно и Членом Военного Совета фронта, мог теперь вспомнить свой октябрьский разговор по ВЧ со Сталиным. Алексей Семенович просил Верховного об усилении Сталинградского фронта истребительной авиацией (не будем забывать, что фронт в те дни переживал тяжкие, едва ли не самые драматические моменты своего противостояния). Чуянов отважился звонить Сталину не по своей воле: он делал это по поручению Военного Совета фронта, возложившего на него обязанности куратора нашей 8-й воздушной армии.

Услышав голос Сталина, расскажет после А. С. Чуянов, я принялся доказывать, что нам срочно требуется минимум пять эскадрилий.

– Э, да ты из молодых, а хочешь меня, старого воробья, сразу ограбить на пять эскадрилий... Это не выйдет...

– Должно выйти, товарищ Сталин! – стоял на своем Чуянов. – Не можем мы дальше истреблять наши лучшие кадры на «бочках» «И-16». Нам надо помочь, товарищ Сталин! – уже умоляюще кричал в трубку Чуянов.

– Хорошо-хорошо, не шуми. Бери карандаш, бумагу и пиши: «15 октября будет дана одна эскадрилья. Это, во-первых. Потом, во-вторых, 20 октября будет дана еще одна эскадрилья. Потом, в-третьих, 25 октября получите еще одну эскадрилью... И все!

– Это очень мало для нашего фронта, – обронил Чуянов.

– А ты у меня не один. У меня таких просителей много. Ну, раз на то пошло, запиши еще. В-четвертых, еще получите одну-две эскадрильи, за счет сверхплановых, сделанных на заводе. Сделают – получите, не сделают сверх плана, останетесь только при плановых. Всего хорошего!

А 12 декабря группа армий «Дон» под командованием Манштейна приступила к осуществлению операции с кодовым названием «Зимняя гроза». Цель – деблокировать окруженную группировку войск Паулюса. На участке нашей 29-й стрелковой дивизии это аукнулось так, что немцы не только отбивались с усилившимся ожесточением, но и активизировали свои действия и сами контратаковали, пытаясь вернуть себе Елхи. В этих боях, приспевших как бы неожиданно для нас, дивизия понесла опять большие потери. В те дни в моей тетрадке, наполовину заполненной немцем (у него, уже убитого, я и добыл ее для своего дневника), была сделана мною такая запись:

«Наступление наших войск продолжается. Но у нас тут задержка: враг жестоко огрызается. Мы понесли тяжелые потери. Убиты командир второго батальона Любич, его заместитель по политчасти Моисеев, заместитель командира первого батальона Смагин. Сообщают, что взяты пленные».

Наступление советских войск продолжалось, но лишь местами, и то с оглядкой. С юга вдоль железной дороги напирал Манштейн. Мы догадывались, что окруженные немецкие войска не будут сидеть сложа руки и ждать, когда их вызволят извне. Вероятность их активизации возрастала по мере продвижения танковых корпусов немецкого фельдмаршала, любившего и умевшего наступать. В сводках назывались пункты, где мы вели тяжелые оборонительные бои. Освобожденные во время нашего контрнаступления, они опять оказались в руках рвущегося на восток врага. Котельниково, Абганерово, Жутово, Тингута, Зеты. «Бог ты мой! Неужели опять... начинать все сначала?» В тихую погоду мы уже слышали совсем близко от себя гул чужих орудий, а над собою видели немецкую штурмовую в истребительную авиацию, хорошо знакомых нам «юнкерсов», «мессершмиттов» и «Фокке-Вульфов-190», новейших самолетов, действующих одновременно и как штурмовики, и как собственно истребители на земле и в воздухе.

330 тысяч немцев (такая цифра оказалась в действительности, она на целую сотню тысяч превосходила ту, которая предполагалась ранее) находились в котле, а над нами самими нависла угроза ничуть не меньшая, чем над противником. Ободрившись, на нашем участке немцы вновь овладели Елхами, но, правда, ненадолго.