Томас Гарди - Джуд незаметный

В течение нескольких недель их занятия шли с однообразием, которое уже само по себе было для него усладой. Затем он решил повести учеников в Кристминстер на передвижную выставку макета Иерусалима, на которую в интересах образования школьников пускали, взимая по пенни с каждого. Дети шагали по дороге попарно, она — рядом со своим классом, под простеньким ситцевым зонтиком, придерживая его ручку большим пальцем; Филотсон — сзади, в длиннополом свободном сюртуке, элегантно помахивая тростью и пребывая в состоянии задумчивости, в которую впал с момента ее приезда. День выдался солнечный и пыльный, и когда они вошли в выставочный зал, то оказались там почти одни.

Макет древнего города стоял посредине зала, и владелец его с лицом, на котором было написано религиозно-филантропическое рвение, ходил вокруг с указкой в руке, демонстрируя молодому поколению различные кварталы и места, знакомые ему по Библии: гору Мориа, долину Иосафата, град Сион, стены и врата; над одними вратами высился большой храм, подобный кургану, а на холме стоял маленький белый крест. По словам владельца, это была Голгофа.

— По-моему, — сказала Сью учителю, когда они остановились с ним чуть поодаль, — этот макет, как бы тщательно он ни был выполнен, в большей своей части — плод воображения. Откуда знать, что Иерусалим во время Христа выглядел именно так? Я уверена, что автор макета не может этого знать.

— Макет сделан по лучшим предположительным картам, созданным в результате посещений современного Иерусалима.

— Я думаю, хватит с нас Иерусалима, — сказала она, — тем более, что мы ведем свое происхождение не от евреев. В конце концов не сам Иерусалим, ни его народ не имеют такой первостепенной важности, как Афины, Рим, Александрия и другие древние города.

— Но, дорогая моя, подумайте; что он для нас означает!

Она промолчала, так как не имела привычки настаивать на своем, и тут за группой детей, столпившихся вокруг макета, увидела юношу в белой фланелевой куртке. Он так низко склонился, сосредоточенно изучая долину Иосафата, что лица его почти не было видно за Масличной горой.

— Взгляните на вашего кузена Джуда! — продолжал учитель. — Уж он-то, наверное, не думает, что хватит с нас Иерусалима!

— Ой, я его и не заметила! — воскликнула она, оживившись. — Джуд, как серьезно ты это рассматриваешь! Джуд очнулся от грез и увидел ее.

— Сью! — сказал Он, вспыхнув от радости и смущения.

— А это твои ученике, да? Я узнал, что после полудня разрешен вход школьникам, и подумал, что ты тоже можешь прийти. Но я так увлекся, что забыл, где нахожусь. Удивительно, как все это переносит нас в прошлое, не правда ли? Я мог бы изучать этот макет часами, но, к сожалению, у меня всего несколько минут, ведь я здесь работаю.

— Ваша умная кузина беспощадно раскритиковала макет, — пожаловался Филотсон с добродушной иронией.

— Она ставит под сомнение его достоверность.

— Ну, что вы, мистер Филотсон! Вовсе нет, нисколько! И я совсем не хочу считаться умной девицей — их и так развелось слишком много в последнее время! — с обидой возразила Сью. — Я лишь хотела сказать… даже не знаю, что я хотела сказать… во всяком случае, вам этого не понять!

— Я знаю, что ты хотела сказать! — с жаром воскликнул Джуд (на самом деле он этого не знал). — И мне кажется, ты совершенно права!

— Браво, Джуд! Я знаю, что уж ты-то в меня веришь!

Сью порывисто схватила его за руку и, бросив на учителя укоризненный взгляд, повернулась, к Джуду; в голосе ее — слышался трепет, совершенно не соответствующий, как это ей и самой показалось, столь мягкому сарказму. Но она даже не догадывалась, как рванулись к ней сердца обоих мужчин при этом мимолетном проявлении чувства и к каким осложнениям это приведет в их дальнейшей судьбе.

От макета веяло такой назидательностью, что дети очень скоро потеряли к нему интерес, и немного погодя их увели обратно в Ламсдон, а Джуд вернулся к своей работе. Он смотрел, как ребячья стайка в чистых курточках и передниках Парами тянулась вдоль улицы за город рядом с Филотсоном и Сью, и им овладело чувство тоски и разочарования, что жизнь этих двух людей проходит, минуя его. Филотсон пригласил его к себе в пятницу вечером, — в этот день он не давал уроков Сью, — и Джуд о радостью принял приглашение.

Между тем ученики и преподаватели продолжали свой путь к дому, и на другой день Филотсон с удивлением увидел на классной доске в классе Сью искусно нарисованную мелом перспективу Иерусалима, причем каждое здание было на месте.

— Мне казалось, макет вас не заинтересовал, вы едва удостоили его взглядом, — заметил он.

— Так оно и есть, — ответила она, — но кое-что я запомнила.

— Во всяком случае, больше меня.

В это время школьный инспектор ее величества разъезжал по округе с внезапными визитами, "налетом" проверяя работу учителей, и два дня спустя, в разгар утренних занятий, дверная щеколда потихоньку поднялась, и сей джентльмен — гроза начинающих учителей вступил в класс.

Для мистера Филотсона это не явилось большой неожиданностью, с ним так часто проделывали этот трюк, что он был к нему готов. Но класс Сью находился в дальнем конце комнаты, а сама она стояла к вошедшему спиной, поэтому инспектор подошел, стал позади нее и целых полминуты наблюдал за тем, как она ведет урок, прежде чем она заметила его присутствие. Она обернулась и поняла, что настал момент, которого она так страшилась. Она не удержалась и вскрикнула от испуга. И тут Филотсон, повинуясь какому-то странному волнению, подбежал к ней как раз вовремя, чтобы не дать ей упасть в обморок. Она быстро оправилась и рассмеялась, но, как только инспектор ушел, наступила реакция: она так побледнела, что Филотсон увел ее в свою комнату и дал ей глоток бренди. Придя в себя, она увидела, что он держит ее руку.

— Вы должны были предупредить меня, что ожидается "налет" инспектора, — проговорила она с раздражением. — Ах, что же мне теперь делать? Он доложит начальству, что я никуда не гожусь, и я буду навсегда опозорена!

— Он этого не сделает, милая моя девочка. Вы лучшая учительница из всех, какие у меня были!

Он глядел на нее с такой нежностью, что она растрогалась и пожалела о своем упреке. Когда ей стало лучше, она ушла к себе.

А Джуд тем временем с нетерпением ожидал пятницы. Всю среду и четверг им владело такое сильное желание увидеть ее, что с наступлением сумерек он выходил на дорогу, ведущую в деревню, а возвратившись домой с намерением почитать, был не в состоянии сосредоточиться на тексте. В пятницу вечером, одевшись получше, чтобы понравиться Сью, и наскоро выпив чашку чаю, он, несмотря на дождливую погоду, отправился в Ламсдон. Кроны деревьев над головой сгущали вечерний сумрак и уныло роняли капли, вызывая предчувствия, — ни на чем не основанные предчувствия, ибо, хотя он и знал, что любит ее, он знал также, что не может быть для нее никем иным, кроме брата.