Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

Нет уж, говорил Джимми Хиггинс, единственный способ бороться с войной — это разоблачать все уловки и хитрости, которые пускаются в ход, чтобы заарканить тебя! Единственный способ бороться с войной — это способ русских. Пролетарская революция, которую первыми осуществили русские рабочие, скорее поможет свернуть шею кайзеру, чем все пушки и снаряды на свете. Но, конечно, милитаристам не угодно, чтобы война кончилась революцией, многие из них скажут: пускай уж лучше кайзер побеждает, лишь бы не социалисты! Правительства воюющих держав отказались выдать иностранные паспорта социалистам, которые заявили о своем желании собраться в какой-нибудь нейтральной стране и выработать основные условия мира, приемлемые для всех народов. К запрету созыва конгресса социалистов Джимми отнесся как к наивысшему преступлению мирового капитализма—значит, капиталисты понимают, кто их подлинный враг, и рады-радешеньки, что война поможет держать в узде этого врага.

День ото дня Джимми возлагал все больше надежд на Россию. Его новый приятель, портной Рабин, покупал русскую газету «Новый мир», выходившую в Нью-Йорке, и вслух переводил оттуда телеграммы и передовицы. В результате этих чтений социалистическая организация Хопленда приняла решение послать братское приветствие русским рабочим. В Петрограде и Москве, как выяснилось, боролись два течения: социалистов, приспешников Антанты, и интернационалистов, стойких пролетариев, верных до конца делу революции, не таких, как те презренные перебежчики! Первые назывались меньшевиками, вторые — большевиками, и, само собой разумеется, Джимми целиком стоял за большевиков. Уж ему ли не знать, что представляют собой провокаторы-социалисты в Америке, покорно идущие на поводу у капиталистов!

Главных спорных вопросов между большевиками и меньшевиками было два: первый —о земле, которую крестьяне хотели отнять у помещиков, и второй — о долгах иностранным державам. Русский царь занял четыре миллиарда долларов у Франции и не то миллиард, не то два у Англии, чтобы на эти деньги подавить сопротивление русских рабочих и погнать несколько миллионов человек на бойню. Так должны ли русские рабочие отвечать за такого рода долги? Когда кто-нибудь задавал Джимми Хиггинсу этот вопрос, он, не задумываясь, отвечал громовым: «Нет!» Он считал, что социалисты, которые поддерживают Керенского в России, либо подкуплены, либо просто одурачены Уолл-стритом.

Когда американское правительство, желая уговорить русский народ продолжать войну, послало в Россию комиссию во главе с одним из самых известных адвокатов — верным слугой крупнейших концернов Америки, который, как говорили социалисты, душой и телом продался реакции, у Джимми даже голос стал другим: вместо обычного фальцета звучал чуть ли не бас — гневный и саркастический. И партия его уж, конечно, постаралась оповестить большевиков заблаговременно о том, что представляет собой эта комиссия. Впрочем, в этом не было, пожалуй, особой нужды, так как сразу же после свержения царизма началось массовое возвращение на родину русских социалистов из Нью-Йорка и Сан-Франциско, и эти люди, насмотревшиеся изнанки американского капитализма в трущобах наших больших городов, не теряя времени и самым исчерпывающим образом просветили красных в России насчет Уолл-стрита!

Незадолго перед тем в Сан-Франциско был арестован один известный рабочий лидер. Его обвинили в том, что он бросил бомбу с целью сорвать патриотическую демонстрацию сторонников войны. Этого человека признали виновным, основываясь на показаниях «свидетелей», которые были заведомо ложными, и профсоюзы Америки начали кампанию за спасение его жизни. Между тем капиталистическая печать, следуя своему неизменному правилу, как воды в рот набрала. Но тут этим делом занялись вернувшиеся в Россию эмигранты: они организовали демонстрацию протеста в Петрограде перед зданием американского посольства, требуя освобождения Тома Муни. Конечно, сообщение об этой демонстрации было передано в Америку и вызвало превеликое удивление большинства американцев, которые впервые услышали это имя.

«Поверить даже трудно,— думал Джимми Хиггинс,— в Сан-Франциско идет такая отчаянная борьба, а наш народ впервые узнает о .ней из Петрограда!»

— Нет, вы только посмотрите!—'Горячился Джимми.— Вот какая в Америке демократия, вот как у нас интересуются рабочим классом!

Так прошли лето и осень. Джимми трудился в поте лица, собирая для своей родины урожай пшеницы, а позднее — кукурузы, и в душе его пробуждалось волнение и звучала песня радости. Далеко за океаном такие же простые люди, как он сам, впервые в истории забирали в свои руки бразды правления. Скоро и здесь, в Америке, рабочие поймут значение этого чудесного примера, загорятся мыслью, что и они в силах добиться для себя свободной и безбедной жизни!'

Зима была на носу, и батраки двинулись в города. Но в этом году они шли туда не как бродяги и безработные — теперь каждый из них чувствовал себя маленьким царьком. Случайно Джимми очутился в городе Айронтоне, получил работу на крупном автомобильном заводе за восемь долларов в день и сразу принялся агитировать рабочих, чтобы они требовали десять. Не то чтобы ему так уж нужны были эти два лишних доллара — он добивался их просто потому, что главным принципом его жизни было всячески досаждать эксплуататорам. Капиталистические газеты этого большого среднезападного города ругательски ругали рабочих, которые-де бастуют в военное время «против отчизны»; но и Джимми, со своей стороны, не жалел бранных слов для тех, кто употреблял слово «отчизна», вместо того чтобы сказать: «фабриканты», и пользовался войной как предлогом для лишения рабочих их самого драгоценного права.

В Айронтоне тоже имелось местное отделение социалистической партии; оно активно и целеустремленно продолжало свою деятельность, невзирая на налеты полиции и запрещение рассылать по почте большую часть партийных газет и журналов. Все-таки листовки пока еще удавалось печатать, и если нельзя было открыто выступать против войны, то можно было поиздеваться над «демократичностью» Англии, образец чего она демонстрировала в Ирландии; можно было говорить о прибылях толстосумов и требовать, чтобы правительство объявило мобилизацию не только людей, но и капиталов. Некоторые американские социалисты овладели почти столь же мастерски иносказательной формой изъяснения своих мыслей, как тот германский революционер довоенных лет, который написал историю жизни римского императора Агриколы и в его образе вывел Вильгельма Второго, высмеяв его тщеславие и дикое сумасбродство.