Эптон Синклер - Столица

Когда я вошла в их семью, ее главой был сын старика; я узнала, что одному из своих сыновей он собирается завещать тридцать миллионов долларов, а моему мужу — всего десять. Это надо было изменить и —могу вас уверить — я не теряла времени даром. Я стала ходить за ним по пятам, щекотала ему за ушком, всячески его ублажала и старалась, чтоб ему всегда было со мной хорошо. Конечно, вся семейка с ума посходила от злости,— боже, как они меня возненавидели! Чтобы отстранить меня, они пустили в ход старика Эллиса.... Встречали судью Эллиса?

— Встречал,— сказал Монтэгю.

— Берегитесь! Этот старый лицемер с кошачьими ухватками обернет вас вокруг пальца так, что вы и не заметите,— сказала миссис Билли.— В те дни он был у семьи Уоллингов лакеем на побегушках — передавал от них кому надо взятки и вообще следил, чтобы колеса машины были смазаны вовремя. Первым долгом я заявила старику, что если я не прошу его водить знакомство с моим буфетчиком, пусть и он не заставляет меня знаться со своим камердинером, и преспокойно запретила Эллису переступать порог моего дома. А когда я увидела, что он пытается стать между стариком и мною, я пришла в ярость, отодрала его за уши и выгнала вон из комнаты.

При этом воспоминании миссис Билли весело расхохоталась.

— Само собой, старику это страшно понравилось,— продолжала она, вдосталь насмеявшись.— Уоллинги, хоть убей, не могли понять, как это я умудряюсь добиваться от него, чего хочу; а удавалось это мне потому, что я была с ним честна. Они приходили, чтобы только вынюхивать, притворяясь, будто беспокоятся о его здоровье; а мне были нужны его деньги, и я так прямо и говорила ему.

Отважная леди потянулась к графину.

— Хотите шотландского?—спросила она и, налив себе немного, продолжала:

— Когда я впервые попала в Нью-Йорк, дома богачей были все на одно лицо: скучные, из темного камня фасады, втиснутые в один, много — два городских участка. Я решила, что вокруг моего дома будет простор, и положила начало тем дворцам, на которые теперь ходит глазеть весь Нью-Йорк. Трудно поверить, но тогда это вызвало общее возмущение! Однако старику льстило, что мой дом производит такую сенсацию. Помню, пошли мы с ним однажды на улицу взглянуть, как подвигается стройка; о,н показал своей толстой палкой на второй этаж и спрашивает: «Что это такое?» — «Это сейф, который я приказала вделать в стену,— отвечаю (в те времена это тоже было новинкой).— Я собираюсь держать в нем свои деньги». А он проворчал в ответ: «Ба! Когда вы достроите этот дом, у вас в сейфе вообще не останется никаких денег».—«Так ведь я намерена попросить вас наполнить его»,— сказала я. И, знаете, старик хохотал всю дорогу!

Миссис Билли устроилась поудобнее, тихонько про себя посмеиваясь,

— Да, в те давно прошедшие дни приходилось воевать не на шутку,— сказала она.— Помимо всего прочего, мне еще надо было ввести Уоллингов в общество. Когда я приехала, они только ползали вокруг да около и лизали пятки другим богачам, ежеминутно ожидая пинка. Я подумала: этому необходимо положить конец, я всех поставлю на место! И я закатила бал — да такой, что все только ахнули; сейчас, пожалуй, он бы и замечен не был, но тогда подобное великолепие никому и не снилось. Я составила список лиц, с которыми хотела бы поддерживать знакомство в Нью-Йорке, и сказала себе: «Если ты придешь — ты мне друг, не придешь— враг». И, представьте, они все пришли до единого! Конечно, после этого не возникало и вопроса, принадлежат ли Уоллинги к обществу, или нет.

Миссис Билли замолчала; и Монтэгю с улыбкой заметил, что теперь она, должно быть, жалеет о своем поступке.

— О нет,—ответила она, пожав плечами,— Я нахожу, что главное в жизни — терпение; когда я кого-нибудь ненавижу — я готова отравить его, но подождешь немного — и глядь, с этим человеком случается что-нибудь гораздо худшее, чем мне бы даже хотелось. Поверьте, придет время, и судьба отомстит за вас Уоллингам.

— Но я не жажду никакой мести,— ответил Монтэгю.— Я не зол на них, а только жалею, что пользовался их гостеприимством. Мне и в голову не приходило, что они такие мелочные людишки. Даже не верится.

Миссис Билли ядовито усмехнулась.

— А вы что же думали? — сказала она.— Про себя-то они отлично знают, что только деньгами и держатся. Деньгам конец—и им конец: ведь им снова ни за что столько не нажить.

И с коротким смешком она добавила:

— Это мне напомнило один случай с Дэви, когда ему вздумалось стать членом конгресса! Ну-ка, Дэви, расскажи нам об этом!

Но, видимо, подобная тема отнюдь не вдохновляла мистера Дэви, и он предоставил рассказывать сестре.

— Ежели желаете знать, Дэви был демократом,— начала она.— Однажды он отправился к своему лидеру и заявил, что хотел бы попасть в конгресс. Ему ответили, что это обойдется в сорок тысяч долларов. Он так и подскочил. «Другим не приходится выкладывать подобные суммы,— сказал он,— почему же я должен платить?» А старик и буркни ему: «Другим есть что предъявить взамен денег: один может привести хоть целый союз почтальонов, за другого внесет деньги его корпорация. А вы что можете? Какой от вас прок, кроме денег?» Ну вот Дэви и заплатил. Не так ли, Дэви?

Вместо ответа Дэви только глупо ухмыльнулся.

— И все-таки он еще дешево отделался,— продолжала она,— Дэвону много хуже пришлось. С того вытребовали пятьдесят тысяч, а потом взяли да и провалили, и в конгресс он так и не попал! Тогда-то он и пришел к выводу, что для джентльмена — Америка не место.

И миссис Билли принялась за Дэвонов! А потом пошли Хэвенсы, и Уимены, и Тоддсы,— пробило полночь, прежде чем она успела перебрать их всех.

Газеты больше не упоминали о процессе Хэсбрука, но благодаря ему Монтэгю приобрел значительную известность в финансовых кругах, и ему стали поручать всё новые и новые дела.

Но, увы, пятидесятитысячных клиентов уже не попадалось! Первой обратилась к нему неимущая вдова, владевшая актом, который давал ей право на изрядную часть одного из больших городов Пенсильвании, только, к несчастью, акт был почти восьмидесятилетней давности. Потом явился бедный старичок, пострадавший в уличной катастрофе, которого обманным образом принудили дать расписку, что он отказывается от своих прав на компенсацию; наконец, какой-то житель Нью-Йорка, кипя негодованием, захотел возбудить сто судебных исков против транспортного треста за отказ в транзите каких-то грузов. Все это были сомнительные дела, с весьма слабыми шансами на успех. И Монтэгю заметил, что к нему прибегают лишь в последней крайности, по-видимому прослышав о нем как о человеке альтруистических наклонностей.

Один случай особенно заинтересовал его, ибо он увидел в нем зловещее подтверждение мрачных предсказаний Оливера. Его посетил пожилой джентльмен, благородство и утонченность обращения которого располагали к себе с первого взгляда, и рассказал совершенно потрясающую историю. Лет пять-шесть назад он изобрел аккумуляторную батарею, наиболее эффективную из всех существующих. Для производства этих батарей он организовал компанию с капиталом в три миллиона долларов и, выговорив для себя за свой патент треть дохода, сделался ее директором. Через некоторое время группа лип, намеревавшихся основать автомобильный завод, предложила ему заключить соглашение, которое давало бы им исключительное право на пользование его батареями. Но изобретатель не пожелал иметь дела с этими людьми — это были транспортные и газовые магнаты, недобросовестность которых была широко известна. Он отклонил их предложение и вместо этого решил создать собственную автомобильную компанию. Только успел изобретатель приступить к этому, как стало известно, что его враги предприняли ряд мер с целью присвоить его изобретение. Между тем друг изобретателя, владелец другой трети доходов, заложил свои акции, чтобы помочь ему в организации новой компании, а тут банк вдруг присылает требование на дополнительное обеспечение, и тому приходится продать свою часть акций. На ближайшем собрании акционеров обнаружилось, что эта часть уже приобретена их врагами, равно как и акции, находившиеся в свободной продаже; так мало-помалу враги стали забирать компанию в свои руки и, вытеснив его окончательно с поста директора, заключили контракт со своим собственным автомобильным заводом на поставку батарей, причем по такой низкой цене, что предпринимателям не оставалось вообще никакой прибыли! В результате за два года изобретатель не получил и доллара дивиденда со своих стоящих миллион долларов акций; и в довершение всего враждебная компания отказалась продавать батареи принадлежавшему изобретателю автомобильному заводу, который пришлось закрыть, в результате чего и его друг также потерпел банкротство!