Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

Артур, как мы уже сказали, вступил на престол шестнадцати лет; фигурой он был (ибо художник, которому предстоит иллюстрировать эту книгу, с портретами справляется неважно и ему нипочем не изобразить моего друга), фигурой он был, по словам своих товарищей, коротышка, а по словам своей мамаши — складненький. Волосы у него были здорового каштанового цвета, на солнце отливавшего золотом; лицо круглое, румяное, веснушчатое и приветливое; бачки — определенно рыжеватые; короче говоря, не будучи красавцем, он глядел на вас так открыто, добродушно и ласково и так весело смеялся своими честными синими глазами, что становилось понятно, почему миссис Пенденние считала, будто им должно гордиться все графство. В шестнадцать лет он был пяти с половиной футов ростом, а к восемнадцати вырос до пяти футов и восьми дюймов, на каковой высоте и остановился. Но мать не уставала этому дивиться. Он был на три дюйма выше своего отца. Возможно ли такое — на три дюйма перерасти мистера Пенденниса!

Можете не сомневаться — в школу он больше не поехал; тамошняя дисциплина была ему не по душе, дома он себя чувствовал куда лучше. Вопрос этот подвергся обсуждению, и майор высказался в том смысле, что племяннику его следует возвратиться в школу. Почтенный доктор тоже заявил в своем письме, что для успеха в жизни Артуру необходимо основательно проштудировать греческих трагиков; но Пен ловко сумел внушить матери, что школа Серых монахов — опасное место, а некоторые мальчики там — буяны и очень распущенные, и робкая эта душа с перепугу согласилась оставить его дома.

Тогда майор Пенденнис предложил использовать свое знакомство с его королевским высочеством главнокомандующим, который был к нему очень расположен, и купить Пену офицерский чин в гвардейской пехоте. Сердце у Пена радостно забилось: ведь он, когда ездил в гости к дядюшке, слышал как-то в воскресенье военный оркестр перед Сент-Джеймским дворцом. Он своими глазами видел, как Том Рахитс, который в школе носил такую тесную курточку и панталоны, что старшие ученики просто не могли не поднимать его на смех, он видел, как этот самый Рахите, в алом с золотом мундире и высоченной медвежьей шапке, сгибался под тяжестью полкового знамени. Том узнал его и приветствовал покровительственным кивком. Том, этот щенок, которого он только в прошлой четверти; огрел по спине хоккейной клюшкой, — и вот он, пожалуйста, стоит посреди площади, отдавая честь флагу своего отечества, окруженный штыками, перевязями и алыми мундирами, и при оглушительных звуках труб и тарелок без стеснения беседует с верзилами-военными в эспаньолках и медалях за Ватерлоо. Чего бы не дал Пен, чтобы вступить в военную службу!

Но когда он изложил этот план своей матери, лицо Элен Пенденнис исказилось от тревоги и страха. Пусть другие с ней не согласны, сказала она, но, по ее мнению, стать профессиональным военным — это не по-христиански. Мистер Пенденнис никогда, никогда не разрешил бы сыну вступить в армию. Да и для нее это было бы страшным несчастьем. Пен скорее отрезал бы себе нос и уши, нежели преднамеренно сделал свою мать несчастной; по великодушию своему, он готов был подарить что угодно и кому угодно, а посему немедля преподнес в подарок матери свою мечту о красном мундире и эполетах.

Она решила, что благороднее его нет никого на свете. Зато майор Пенденнис, узнав, что от его предложения с благодарностью отказываются, ответил вдове коротким и несколько раздраженным письмом, а про себя подумал, что племянник его — порядочный слюнтяй.

Однако, приехав, как обычно, погостить в Фэрокс на Рождестве, майор остался вполне доволен, увидев мальчика на охоте. У Пена была превосходная кобыла, и верхом он ездил очень смело и ловко. Он брал барьеры бесстрашно, но с умом. В письмах к школьным товарищам расписывал свои высокие сапоги и свои охотничьи подвиги. Он серьезно подумывал о красном охотничьем кафтане, и мать его не могла не признать, что этот наряд будет ему очень к лицу; когда же он уезжал на охоту, она, конечно, терзалась тревогой и со дня на день ждала, что его доставят домой на носилках.

Не следует полагать, что при обилии таких развлечений Пен совсем забросил более серьезные занятия. Его с детства влекли любые книжки, кроме тех, что входили в курс школьного обучения. Лишь когда его насильно окунали головой в воды знаний, он наотрез отказывался пить. Он проглотил все книги, какие нашлись в доме — от "Театра" миссис Инчболд до Уайтовой "Ветеринарии", перерыл книжные шкафы у всех соседей. В Клеверинге он обнаружил старый склад французских романов и с жадностью на них набросился; и часами просиживал в библиотеке пастора Портмена, забравшись на верхнюю ступеньку лесенки и держа на коленях какой-нибудь фолиант — "Путешествия" Гаклуйта, "Левиафан" Гоббса, Augustini opera [5] Труды святого Августина (лат.). или стихи Чосера. С пастором они были добрыми друзьями, и ни у кого другого, как у его преподобия, Пен перенял вкус к портвейну, который сохранил на всю жизнь. Что касается до миссис Портмен, то она ни чуточки не ревновала, — хотя ее супруг и уверял, что влюблен в миссис Пенденнис, самую утонченную леди во всем графстве, — и, ласково поглядывая на Пена, забравшегося под потолок, жалела лишь об одном: что он слишком молод для ее дочки Минни. (И правда, мисс Майра Портмен была всего на два года моложе матери Пена, а весила в то время столько же, сколько Пен и миссис Пенденнис вместе взятые.)

Может быть, эти подробности скучны? Добрый друг, оглянись на собственную юность, вспомни, как оно было. Мне приятна мысль о мальчике, взращенном заботливой рукой, храбром и ласковом, мягкосердечном и любящем и глядящем жизни в лицо добрыми, честными глазами. А какими яркими красками сверкала тогда жизнь, и как ты ею наслаждался! На долю человеку выпадает не много таких лет. Пока они длятся, он их не ценит. Лишь когда они давно миновали, он вспоминает о том, какие они были лучезарные и счастливые.

Мистер Сморк, помощник пастора Портмена, согласился за щедрое вознаграждение прибывать ежедневно из Клеверинга верхом или пешком и проводить несколько часов с юным Пеном. Манеры Сморка за столом были безупречны, на чистый его лоб ниспадала кудря, а шейный платок повязан бывал с изящной небрежностью. Он неплохо знал классическую литературу и математику и обучил Пена всему, что тот расположен был воспринять, а это было не так уж много, ибо Пен живо раскусил своего наставника: ведь он, въезжая верхом во двор, так нелепо выворачивал носки и держал колени так далеко от седла, что уважать такого наездника не мог бы ни один молодой человек, обладающий хоть мало-мальским чувством юмора. Однажды Сморк по его милости чуть не умер от страха: Пен посадил его на свою кобылу и поскакал с ним на поляну, где собрались перед выездом на травлю лисы доезжачие с собаками (то была свора известного старого охотника мистера Хардхеда из Дамплингбэра). Мистер Сморкана Неновой кобыле Ребекке (названной в честь любимой героини Пена, дочери Исаака Йоркского) вызвал смятение вреди собак и негодование выжлятника: упорно въезжая в самую гущу своры, он отдавил лапу одной из гончих, а от выжлятника выслушал монолог, по силе выражений превосходивший даже речи грузчиков, которые он в студенческие годы слыхивал на Темзе.