Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

У скромной двери Костигана в Подворье Шепхерда не раз останавливались коляски знатных гостей. Послушать его утром (ибо вечерние его песни звучат куда печальнее), так можно подумать, что сэр Чарльз и леди Мирабель только и делают, что ездят к нему в гости и привозят избранных друзей из высшего общества навестить "старика, честного старого капитана в отставке, бедного старого Джека Костигана", как он себя называет.

Леди Мирабель и правда завезла ему карточку своего супруга (карточка эта уже много месяцев как торчит из-за рамы маленького зеркала над камином в гостиной у капитана) и сама несколько раз наведывалась к отцу, но все это было уже давно. Женщина добрая и не склонная пренебрегать своими обязанностями, она, став женой сэра Чарльза, положила отцу небольшой пенсион и время от времени приглашала его к, обеду. Поначалу бедный Кос вел себя "в высшем кругу светского общества", как он именовал дом своей дочери и зятя, безобидно, хоть и нелепо. Он облекался в свой лучший наряд и речь свою облекал в самые длинные и пышные слова, какие только имелись в его лексиконе, а держался с такой торжественностью, что все, кто его видел и слышал, бывали безмерно поражены. "Изволили вы нынче кататься в парке, миледи? — спрашивал он у дочери. — Я тщетно искал глазами ваш экипаж. — Бедный старик не сподобился взглянуть на колесницу своей дочери. — Сэр Чарльз, я видел ваше имя в списке присутствовавших на высочайшем приеме. На многих, многих таких приемах в Дублинском замке побывал в свое время бедный старый Джек Костиган! Герцог, я уповаю, выглядел хорошо? Ей-ей, надо как-нибудь зайти в Эпсли-Хаус," оставить карточку. Благодарствуйте, Джеймс, еще капельку шампанского!" Он был поистине великолепен в своей всеобъемлющей учтивости и замечания свои адресовал не только хозяину дома и гостям, но и лакеям, которые подавали к столу и, прислуживая капитану Костигану, не без труда сохраняли положенную им но должности невозмутимость.

Первые два-три раза, что Костиган обедал у зятя, он строго держал себя в узде и довольствовался тем, что наверстывал потерянное время в Черной Кухне, где бахвалился кларетом и бургундским сэра Чарльза до тех пор, пока на шестом стакане грога язык не отказывался ему служить. Но, освоившись, он забыл об осторожности и однажды плачевно опозорился за столом у сэра Чарльза, до времени опьянев. Его отправили домой в наемном экипаже, гостеприимные двери перед ним затворились. После этого он снова и снова со слезой толковал в кругу собутыльников о своем сходстве с королем Лиром из пьесы, твердил, что у него неблагодарное дитя, что он — бедный, одинокий старик, которому после такой неблагодарности ничего и не остается, как топить горе в вине.

Рассказывать о слабостях отцов — тяжелая обязанность, однако мы не можем обойти молчанием и то, что, когда кредит у Костигана истощался, он клянчил денег у дочери, и сведения, которые он ей при этом сообщал, не всегда соответствовали истине. Однажды он написал ей, что за ним явился бейлиф и только "сумма в три фунта пять шиллингов — для вас сущий пустяк — избавит седины бедного старика от бесчестья тюрьмы". Добрая леди Мирабель тут же послала деньги для вызволения своего родителя, однако предупредила, что впредь ему следует быть осмотрительнее. В другой раз капитан якобы попал в страшную уличную катастрофу и выбил зеркальное стекло на Стрэнде, за которое владелец требует с него возмещения. Леди Мирабель и тут не оставила папашу в беде: ее слуга вынес деньги обтрепанному посланцу — адъютанту капитана, принесшему весть о несчастье. Если бы слуга последовал за ним, он бы увидел, как сей джентльмен, соотечественник Костигана (мы ведь говорили, что, как бы ни был беден ирландский джентльмен, всегда находится ирландский джентльмен еще беднее, который бегает по его поручениям и улаживает его денежные дела), — как капитанов адъютант кликнул на ближайшей стоянке кеб и затарахтел в "Голову Росция", что в Арлекин-ярд, Друрилейн, где Костиган содержался в качестве заложника за выпитые им и его присным несколько стаканов грога и других спиртных напитков. В третий раз повод для письма был самый печальный: капитана свалила болезнь, деньги нужны ему для врача, которого он принужден был вызвать; на сей раз леди Мирабель, обеспокоенная состоянием отца и, возможно, упрекая себя за то, что в последнее время не уделяла ему внимания, велела подать коляску и поехала в Подворье Шепхерда, а слезши у ворот, направилась в "четвертый номер, четвертый этаж, на двери фамилия Подмор", как объяснила ей, кланяясь и приседая, сторожиха, указывая на подъезд, куда любящая дочь и вошла и поднялась по обшарпанной лестнице. Увы! Дверь с фамилией Подмор отворил ей бедный Кос — он стоял без сюртука, с рашпером наготове, в ожидании бараньих котлет, за которыми послал миссис Болтон.

Да и сэру Чарльзу было не очень-то приятно то и дело получать в клубе Брукса письма с сообщением, что капитан Костиган внизу дожидается ответа; или, приехав в клуб Путешественников, сыграть роббер-другой, опрометью выскакивать из кареты и мчаться вверх по лестнице, чтобы тесть не успел его перехватить; и, читая газету либо играя в вист, все время помнить, что по другой стороне Пэл-Мэл вышагивает взад-вперед капитан в своей ужасающей шляпе, устремив из-под нее жадный взгляд на окна клуба. Сэр Чарльз не отличался твердостью характера; он был немолод и хвор; он жаловался на тестя жене, к которой питал старческое обожание, твердил, что уедет за границу… что переберется на житье в деревню… что если еще раз увидит этого человека, то умрет на месте или его снова хватит удар — это уж как пить дать. Чтобы обуздать родителя и вернуть душевный покой супругу, леди Мирабель нанесла капитану еще один визит и пригрозила вовсе лишить его пенсиона, если он не перестанет досаждать сэру Чарльзу письмами, ловить его на улице и просить денег взаймы. Во время этого своего визита она строго отчитала Бауза за то, что он плохо смотрит за капитаном, и велела последить, чтобы он впредь не напивался так безобразно и чтобы в мерзких кабаках, где он вечно сидит, ему ни в коем случае не отпускали в долг.

— Папашино поведение сведет меня в могилу, — сказала она (хотя на вид была здоровехонька). — А вы-то, мистер Бауз, постыдились бы! Старый человек, и вроде бы нас уважали, а сами ему потакаете!

Вот какой благодарности дождался честный Бауз за свою дружбу и долголетнюю преданность. Впрочем, этому старому философу пришлось не хуже, чем многим другим, и оснований роптать на судьбу у него было не больше.

На третьем этаже соседнего дома э 3, в том же Подворье Шепхерда, проживают еще два наших знакомца — полковник Алтамонт, эмиссар набоба Лакхнаусского, и капитан шевалье Эдвард Стронг. На их двери нет никаких фамилий. Капитану не требуется, чтобы все знали, где он живет, и на его визитной карточке значится адрес какой-то гостиницы на Джермин-стрит; а что до полномочного посланника индийского князя, то он не аккредитован ни при Сент-Джеймском дворе, ни на Леденхолл-стрит, но находится здесь с секретной миссией, не связанной с Ост-Индской компанией и ее Контрольным советом. Более того, поскольку, как говорит Стронг, дело у полковника коммерческое и состоит в том, чтобы осуществить продажу некоторых коронных алмазов и рубинов Лакхнаусского княжества, он считает более удобным не докладывать о своем прибытии в Доме Ост-Индской компании и на Кэнон-роу, а вести переговоры с частными лицами, с которыми он уже заключил не одну крупную сделку, как здесь, в Англии, так и на континенте.