Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

Когда вопросы у Пена истощились, он, на счастье, вспомнил одну из выгод своей принадлежности к прессе и спросил, не желают ли дамы получить контрамарки в театр. Театр они обожали, как почти все, кто был когда-либо к нему причастен. Когда Болтон опять отлучится по делам (он в последнее время что-то ходил невеселый, стал много пить и портил жизнь женской половине своего семейства), они с превеликим удовольствием сходят в театр, а за себя оставят в сторожке маленького Барни; словом, и мать и дочь приняли великодушное предложение мистера Пенденниса и благодарности их не было границ.

Фанни даже в ладоши захлопала; лицо ее сияло. Она, смеясь, покивала своей маменьке, а та, смеясь, покивала ей. Миссис Болтон была еще достаточно мдлода, чтобы ценить удовольствия, и, по ее мнению, отнюдь не слишком стара, чтобы нравиться. А мистер Пенденнис в разговоре с ней отпустил, вероятно, парочку комплиментов или ввернул что-нибудь для нее приятное. Начав с враждебности и подозрений, она стала теперь почти столь же ревностной сторонницей Пена, как и ее дочь. Когда две женщины проникаются симпатией к одному мужчине, они подзуживают одна другую — подталкивают друг дружку вперед, — и наперсница, из чистого сочувствия, увлекается не меньше героини; так, по крайней мере, утверждают философы, изучавшие эту науку.

После разговора о билетах в театр и прочих приятностей, все предались безмятежному веселью, которое было прервано лишь на короткое мгновение: одна из младших девочек, услышав слово "Астли", заявила, что ей тоже очень хочется туда пойти, но Фанни прикрикнула на нее: "Отстань!" — а маменька сказала:

— Беги, Бетси-Джейн, поиграй во дворе, вот умница. — И обе невинные малютки в фартучках, Бетси-Джейн и Эмилия-Энн, отправились резвиться на песке, вокруг статуи Шепхерда Великого. Тут-то с ними, как видно, разговорился их старый приятель, обитавший в Подворье; ибо в то время как Пен разливался соловьем, а хозяйки в полном восторге смеялись его шуткам, какой-то старичок, выйдя из-под арки, подошел к сторожке и заглянул в дверь.

При виде Артура, сидящего на столе, как Макхит в пьесе, и занятого непринужденной беседой с миссис Болтон и ее дочерью, лицо его вытянулось.

— А, мистер Бауз! Здравствуйте, мистер Бауз, — громко и весело воскликнул Пен. — А я к вам в гости, вот забежал спросить, как к вам пройти.

— Вы шли ко мне, сэр? — печально повторил Бауз и, войдя, пожал Пену руку.

"А чтоб ему, этому старикашке", — подумал кто-то из бывших в комнате, а может быть, и не только она.

Узнав мистера Бауза, наш Пен произнес "здравствуйте, мистер Бауз!" очень громко и весело и приветствовал его очень бойко и развязно, однако щеки его залились румянцем (и на щечках Фанни тотчас затрепетал такой же красный флажок); а после того как Бауз и Артур обменялись рукопожатием и первый ответил иронической усмешкой на заверение второго, что он-де как раз шел к нему в гости, — в комнате воцарилось тягостное и словно бы виноватое молчание, которое Пен, впрочем, скоро прервал шумной болтовней. От этого шума молчание, конечно, нарушилось, но тягостное чувство осталось и усугубилось — так в склепе сгущается мрак, если зажечь одну-единственную свечу. Пенденнис стал было рассказывать в шутливом тоне о вчерашних приключениях и пробовал изобразить, как Костиган тщетно взывал к контролеру в Воксхолле. Имитация не удалась. Разве в человеческих силах изобразить такое совершенство! Никто не смеялся. Миссис Болтон даже не поняла, кого представляет Пен — капитана или контролера. Фанни робко хихикнула разок, но лицо у нее было испуганное; а мистер Бауз хмурился точь-в-точь, как когда играл на скрипке в оркестре или исполнял трудную пьесу на разбитом фортепьяно в Черной Кухне. Пен чувствовал, что не имеет успеха; голос его становился все тише, все неувереннее и наконец грустно мигнул и погас; и снова наступила тьма. Под аркой ворот прошел рассыльный, что обретается при Подворье Шепхерда: все услышали стук его каблуков по каменным плитам.

— Вы шли ко мне, сэр, — сказал мистер Бауз. — Так, может, вы будете добры подняться в мою квартиру? Это для нее большая честь. Расположена она довольно высоко, но…

— Ну что вы! — перебил его мистер Пенденнис. — Я сам живу на чердаке, а Подворье Шепхерда куда уютнее, чем Лемб-Корт.

— Я знал, что вы живете в четвертом этаже, — сказал Бауз, — и как раз хотел сказать… не сочтите такое замечание невежливым… что воздух в верхних этажах здоровее для молодых людей, нежели воздух сторожки.

— Сэр! — сказал Пен. (Свеча снова вспыхнула, он уже готов был к ссоре, как обычно бывает с людьми, если они неправы.) — Разрешите мне самому выбирать себе знакомых и не…

— Вы изволили сказать, что имели намерение посетить мое скромное жилище, — произнес мистер Бауз своим печальным голосом. — Показать вам дорогу?.. Мы с мистером Пенденнисом старые друзья, миссис Болтон, очень старые знакомые; и еще на самой заре его жизни столкнулись на узкой дорожке.

Старик дрожащим пальцем указал на дверь, в другой руке держа шляпу; поза его была несколько театральна, так же как и слова — за свою жизнь он наслушался немало из накрашенных уст актрис и актеров. Но он не лицедействовал, не кривлялся, и Пен отлично это знал, хотя и склонен был подшутить над мелодраматической манерой старика.

— Пойдемте, сэр, — сказал он, — раз вы на этом настаиваете. Миссис Болтон, всего наилучшего. До свиданья, мисс Фанни; я всегда буду с удовольствием вспоминать наш вечер в Воксхолле; и насчет контрамарок не забуду.

Он пожал ей руку, ощутил ответное пожатие и ушел.

— До чего же симпатичный молодой человек! — воскликнула миссис Болтон.

— Вам так кажется, маменька? — спросила Фанни.

— Я все думала, на кого он похож, — продолжала миссис Болтон, глядя в окошко вслед удаляющемуся Пену. — Когда я играла в "Сэдлерс-Уэлзе", у миссис Сэрл, к нам все ездил в тильбюри один молодой джентльмен из Лондона, в белой шляпе, ну как две капли воды — он, только у того бакены были черные, а у мистера Пенденниса — рыжие.

— Бог с вами, маменька, они у него каштановые! — ввернула Фанни.

— Он ездил ради Эмили Бадд, той, что танцевала Коломбину в спектакле "Жига Арлекина, или Наваринское сражение", когда заболела мисс де ля Боски — хорошая была танцовщица, и наружность для сцены очень авантажная, — а он был крупный кондитер, и загородный дом имел в Хомертоне, и все катал ее в своем тильбюри по Госвелл-роуд. А в один прекрасный день они как уехали, так и поженились в церкви святого Варфоломея, в Смитфильде, — оглашение-то когда было, никто и не знал. И теперь у ней своя коляска, и в газете я про нее читала, как она устраивала в доме лорд-мэра бал в пользу богадельни для прачек. А возьми леди Мирабель, дочку капитана Костигана, — тоже была актрисой, это все знают.