Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

— А куда мне прикажете идти из этого дома? Может, до завтра обождать — какая разница? Тутафе ля мем шоз, силь ву пле, мусью?

— Молчать, негодяй! — крикнул майор. — Вон отсюда!

Морган засмеялся зловещим смехом.

— Ну, вот что, Пенденнис, — сказал он, усаживаясь, — за то время, что я нахожусь в этой комнате, вы успели обозвать меня мерзавцем, негодяем, скотиной, — так? Каково это, по-вашему, выслушивать? Сколько лет я у вас в услужении, и сколько ругани и проклятий получил от вас в придачу к жалованью? Вы думаете, человек — собака, что с ним можно так говорить? Если я и выпью когда, ничего тут нет особенного. Не видел я, что ли, пьяных джентльменов? Может, я у них и привычку такую взял. А из этого дома, я, батенька, не уйду. Сказать, почему? Дом-то мой, и все, что в доме, мое, кроме вашего барахла, да ножной ванны, да картонки с париком. Я все купил, всего достиг трудолюбием и упорством, понятно? Я вдвое богаче и вас, и вашего зазнайки племянничка. Я вам сколько лет служил, все для вас делал, и я же скотина, а? Я мерзавец, а? Вот как джентльмены-то выражаются, наш брат так не может. Но с меня хватит. Не желаю я вам больше служить. Надоело. Довольно я расчесывал ваши парики да затягивал ваши бандажи. Ну, чего вылупились? Я сижу на собственном стуле, в собственной комнате, и режу вам правду в глаза. Не буду я вам больше ни мерзавцем, ни негодяем, ни скотиной, отставной майор Пенденнис.

Ярость старика, наткнувшись на неожиданный бунт слуги, охладилась от этого столкновения, как будто его облили холодной водой из ведра. А когда гнев улегся, слова Моргана заинтересовали его и храбрость врага даже вызвала его уважение — так в былые дни, в школе фехтования, он восхитился бы удачным выпадом своего противника.

— Вы у меня более не служите, — сказал майор, — и дом, возможно, ваш, но квартира моя, и потрудитесь ее оставить. Завтра утром, когда мы рассчитаемся, я перееду. А пока я хочу спать и в вашем обществе больше не нуждаюсь.

— Рассчитаться-то мы рассчитаемся, будьте покойны, — сказал Морган, вставая. — Я с вами еще не покончил, майор Пенденнис, и с вашими родственничками тоже, и с Клеверингами — вот увидите.

— Потрудитесь выйти из комнаты, милейший, — сказал майор. — Я устал.

— Ха! Вы от меня еще и не так устанете, — огрызнулся лакей и вышел за дверь, после чего майор мог наконец немного оправиться от треволнений этой несуразной сцены.

Он сидел у огня и раздумывал о том, что произошло, о бессовестной наглости и неблагодарности слуг; теперь вот придется нанимать нового лакея, а как это неудобно для человека в его возрасте и с его требованиями — лишиться слуги, к которому он привык; ведь Морган знает рецепт для сапожной ваксы — несравненно лучше и покойнее для ног, чем все, какие он перепробовал; и он превосходно варит бараний бульон, и вообще незаменим во время болезни. "Нелегко мне, черт возьми, будет без него обходиться, — думал майор, — но что ж поделаешь. Он разбогател, зазнался. Нынче он был отвратительно пьян и дерзок. Нам должно расстаться, и я съеду с квартиры. А я люблю свою квартиру, я к ней привык. Чертовски это неприятно — в моем возрасте и куда-то переселяться". Так текли мысли старого Пенденниса. Ножная ванна ему помогла: досада испарилась. Потеря зонта, запах краски в клубе забылись, вытесненные новыми волнениями. "Черт бы побрал этого наглеца! — думал старик. — Он до тонкости изучил мои вкусы; он был лучшим слугой во всей Англии". Майор думал о своем слуге, как думают о лошади, которая долго и хорошо вас носила, а потом упала под седлом и теперь уже ненадежна. Как ее, черт возьми, заменить? Где достать другое такое животное?

Погруженный в эти печальные думы, майор, своими силами облачившись в шлафрок и сняв парик (совсем недавно мистер Труфит подбавил в него немножко седины, что придало шевелюре майора вид чрезвычайно естественный и почтенный), повторяем, погруженный в эти думы, майор сидел у огня, повязав голову платком, когда в дверь тихонько постучали, а затем на пороге появилась его квартирная хозяйка.

— Господи помилуй, миссис Бриксем! — воскликнул майор, в ужасе от того, что дама застала его в дезабилье. — Но ведь уже очень поздно, миссис Бриксем.

— Мне бы с вами поговорить, сэр, — жалобно протянула хозяйка.

— Вероятно, по поводу Моргана? Он протрезвился и раскаивается? Я не могу его простить, миссис Бриксем. Я уже раньше решил с ним расстаться, как только узнал, что он отдает деньги в рост, — вы об этом, вероятно, слышали? Мой слуга — богач, миссис Бриксем.

— Ах, сэр, мне ли этого не знать! Тому пять лет, я заняла у него немножко денег, и хоть с тех пор выплатила ему во много раз больше, я в его власти. Он меня разорил, сэр. Все, чем я владела, теперь его. Он страшный человек.

— Вот как, миссис Бриксем? Tant pis… [65] Тем хуже (франц.). Очень вам сочувствую, тем более что мне придется выехать из вашего дома, прожив здесь столько лет. Но ничего не поделаешь, я должен от вас съехать.

— Он говорит, мы все должны съехать, сэр, — всхлипнула несчастная вдова. — Он давеча пришел от вас — а перед тем он пил, от этого он всегда лютеет — и говорит, что вы, мол, его оскорбили, сэр, обошлись с ним как с собакой и нехорошими словами обзывали; и клялся и божился, что отомстит вам… а я… я ему должна сто двадцать фунтов, сэр, и у него закладная на всю обстановку… он говорит; что выгонит меня из моего дома, а моего бедного Джорджа упрячет в тюрьму. Погубитель он наш, сэр.

— Сочувствую, миссис Бриксем. Прошу вас, присядьте. Чем я могу вам быть полезен?

— Может, вы бы усовестили его, сэр? Джордж отдаст половину своих денег, и дочка сколько-нибудь пришлет. А если бы вы, сэр, остались здесь жить, да заплатили вперед за квартал…

— Поверьте, сударыня, я охотно заплатил бы вам за квартал вперед, если бы оставался здесь. Но это невозможно, а выкинуть на ветер двадцать фунтов — это мне не по средствам. Я бедный офицер на пенсии, ни одного лишнего шиллинга не имею. Ну, там несколько фунтов… скажем… пять фунтов — это еще куда ни шло… я буду счастлив, и все такое… Завтра же утром с удовольствием вам их дам; однако… час уже поздний, а я нынче с дороги.

— Да свершится воля божия, сэр, — сказала бедная женщина, утирая слезы. — Такая уж, видно, моя судьба.

— Чертовски неприятно, миссис Бриксем, мне вас от души жаль… Ну… ну, скажем, десять фунтов. Спокойной ночи.

— Мистер Морган, сэр, когда пришел вниз и когда я умоляла его сжалиться надо мной, что он, мол, всю мою семью губит, — сказал такое, чего я толком и не поняла: что он всех погубит, кто живет в доме, что про вас ему что-то известно, от чего вам несдобровать, и что вы поплатитесь за свою… свою дерзость. Уж я вам признаюсь, сэр, я перед ним на колени стала, а он как выругается и говорит, что и вас заставит стоять перед ним на коленях.