Уильям Теккерей - История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

В ту самую минуту, как наш генерал благодарил собравшихся за честь, откуда-то появился в зале номер "Газеты" и пошел но рукам вокруг столов. Каждому из офицеров не терпелось поскорее заглянуть в него; должно быть, немало матерей и сестер бледнели над этими страницами. За шесть лет не вышло ни одного номера "Газеты", где не сообщалось бы о каком-либо геройском подвиге или блистательной победе.

— Вот оно — "Битва при Винендале", вот здесь, генерал, — сказал Фрэнк, завладев маленьким грязновато-белым листком, который был любимым чтением каждого солдата; и, выбравшись из-за стола, он направился к генералу Уэббу, — тот знал его и не раз видел за своим столом это красивое и улыбающееся лицо, пленявшее всех, кто бы на него ни взглянул. Генералы в пышных париках потеснились, давая ему дорогу. Он потянулся через плечо генерала Дона, который сидел за столом в кожаном колете, и подал "Газету" нашему генералу.

Юноша, прихрамывая, воротился на место, весь красный от смущения.

— Я подумал, что ему будет приятно, Гарри, — шепнул он. — Разве мне не было приятно увидеть после Рамильи свое имя в лондонской "Газете": "виконт Каслвуд, сражавшийся в качестве волонтера…" Постой, что там такое?

Мистер Уэбб, прочитав "Газету", странным образом изменился в лице, швырнул листок на стол, потом вскочил на ноги и начал:

— Не угодно ли будет вашему высочеству… Тут его светлость герцог Мальборо тоже поднялся со своего места:

— Дорогой генерал Уэбб, произошла какая-то ошибка.

— Вашей светлости не мешало бы исправить ее, — сказал мистер Уэбб, протягивая ему "Газету"; но он сидел за пять человек от его светлости принца-герцога, чье место к тому же приходилось выше (оно было на помосте, под балдахином, рядом с принцем Савойским, Ганноверским курфюрстом и посланниками прусским и датским), и Уэбб, несмотря на свой рост, не мог достать до него.

— Одно, мгновение, — произнес он с улыбкой, как будто напав на счастливую мысль, и затем, с изысканнейшей учтивостью обнажив свою пшату, проткнул острием "Газету" и сказал, обращаясь к герцогу: — Прошу позволения передать это вашей светлости.

Герцог сидел темнее тучи.

— Возьмите, — сказал он своему обер-шталмейстеру, стоявшему за его креслом.

Генерал-лейтенант Уэбб отвесил глубокий поклон, сел на свое место и осушил недопитый бокал. В "Газете" был помещен отчет мистера Кардонеяла, секретаря его светлости, о Винендальском сражении, причем, хотя имя мистера Уэбба и упоминалось в нем, вся честь и заслуга этой победы приписывалась фавориту герцога, мистеру Кэдогану.

Странное поведение генерала Уэбба, едва не обнажившего шпагу против самого генералиссимуса, вызвало немало шуму и разговоров, но как только первый порыв гнева миновал, генерал совершенно овладел собою и мог утешаться тем, что всем своим последующим поведением куда больше досадил генералиссимусу, чем если бы открыто выражал свою обиду.

Воротясь к себе и посовещавшись с главным своим советчиком, мистером Эсмондом, который теперь пользовался полным его доверием и дружеским, почти отеческим расположением, мистер Уэбб написал его светлости генералиссимусу письмо, где говорилось следующее:

"Вашей светлости должно быть ясно, что чтение лондонской "Газеты", в которой имя генерал-майора Кэдогана названо мистером Кардонеллом, секретарем вашей светлости, как имя офицера, командовавшего в сражении при Винендале, никак не могло доставить приятного чувства генералу, который на самом деле выиграл это сражение.

Вашей светлости должно быть известно, что мистер Кэдоган даже не присутствовал при этом сражении, лишь к концу его явившись со своим конным эскадроном в распоряжение командовавшего генерала. А так как следствием винендальской операции, руководить которой имел счастье генерал-лейтенант Уэбб, явилось взятие Лилля, освобождение Брюсселя, обложенного неприятельскими войсками под командой курфюрста Баварского, а также возвращение славных городов Гента и Брюгге, которыми противнику (благодаря внутренней измене) удалось овладеть в прошедшем году, — мистер Уэбб не может и не желает уступить честь столь важной и славной победы мистеру Кэдогану или кому бы то ни было.

Как только кампания этого года будет закончена, генерал-лейтенант Уэбб обратится с просьбой о разрешении ему покинуть ряды армии и занять свое место в парламенте, дабы передать все дело на рассмотрение палаты общин, родины и ее величества королевы, о чем ныне он извещает его светлость генералиссимуса.

В своем нетерпении опровергнуть лживый отчет, опубликованный в "Газете" секретарем его светлости, мистером Кардонеллом, мистер Уэбб, не будучи в состоянии доступиться к его светлости генералиссимусу из-за джентльменов, сидевших между ними, поместил на острие шпаги газету, содержавшую ложный отчет, с тем чтобы непосредственно вручить оную его светлости герцогу Мальборо, который, без сомнения, желает, чтобы каждый офицер его армии получал по заслугам.

Мистер Уэбб слишком хорошо знает свой долг, чтобы помышлять о каком-либо нарушении субординации или об обращении своей шпаги, во время военной кампании, против кого-либо, кроме врагов ее величества. Он просит о разрешении отбыть в Англию, как только то дозволит его воинский долг, а также отпустить вместе с ним капитана его полка Эсмонда, который исполнял при нем обязанности адъютанта, безотлучно находился на поле боя и заметил по своим часам время, когда мистер Кэдоган прибыл к месту сражения, что было уже на исходе последнего".

Главнокомандующему ничего более не оставалось, как только дать просимое разрешение и оставить без внимания самое письмо Уэбба, написанное в откровенно оскорбительных выражениях. Половина армии убеждена была в том, что причиною сдачи городов Гента и Брюгге послужило предательство (и многие догадывались, какое именно); что главнокомандующий не стал бы освобождать Лилль, будь на то его воля, и что он так и не перешел бы в этом году к открытым боевым действиям, если бы его не вынудил на то принц Савойский. Но однажды вступив в сражение, милорд Мальборо сражался, как никто в мире, дабы не уронить свою честь полководца, и никакими подкупами нельзя было помешать ему нанести поражение врагу [84] В рассказе нашего деда об этих кампаниях повсеместно сквозит его ненависть к герцогу Мальборо. Он всегда утверждал, что история не знала лучшего солдата и большего предателя, чем герцог, что он во время войны мздоимствовал без оглядки. Милорд маркиз (мы с полным правом можем назвать его так, хоть он и предпочел оставаться полковником Эсмондом до конца своих дней) рассказывал о нем множество историй, не вошедших в эти мемуары; от своего друга-иезуита, не всегда, впрочем, правильно осведомленного, он слыхал, что накануне Рамильи Мальборо надеялся получить куш в два миллиона крон. А от бабки мы, дети, слыхали, что, когда наш дед впервые представлялся милорду герцогу, его светлость повернулся к нему спиной, а потом говорил герцогине, которая передала его слова вдовствующей виконтессе, а та впоследствии повторила их полковнику Эсмояду: "Нынче был у меня на утреннем приеме ублюдок Тома Эсмонда; такое же ничтожество с виду, как и его беспутный отец", — и этого выражения дед мой никогда не мог простить ему. Он был так же постоянен в неприязни, как и в своих привязанностях, и всегда выказывал крайнее пристрастие к Уэббу, чью сторону держал против более прославленного полководца. Портрет генерала Уэбба и сейчас висит у нас в Каслвуде, в штате Виргиния. .