Уильям Теккерей - История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти

— Ах-ах, — тяжко вздохнул тот, кого назвали Билл Тидд, до крайности бледный молодой человек с черной лентой вместо шейного платка и с открытым воротом, точно у Байрона. Он стоял, опершись на каминную полку, я томными зелеными глазищами пожирал мисс Брафф.

— Ах, Джон, дорогой мой Джон! — воскликнула миссис Брафф и, схвативши руку супруга, поцеловала ее. — Ты ангел, настоящий ангел!

— Не льсти мне, Изабелла, я обыкновенный человек, простой честный лондонец, и нет во мне ни крупицы гордыни, единственный предмет моей гордости — ты и дорогая моя дочь — две мои красавицы! Вот так мы и живем, Титмарш, мой дорогой: живем счастливо и скромно, как и подобает добрым христианам. Отпусти мою руку, Изабелла.

— Maman, как можно при гостях, это гадко! — визгливым голосом укорила свою мамашу мисс Белинда; и maman тихонько выпустила руку супруга, и из ее объемистой груди вырвался громкий и тяжкий вздох. Я проникся расположением к этой простодушной женщине и еще большим уважением к Браффу. Нет, не может быть дурным человеком тот, кого так боготворит собственная жена.

Вскорости объявили, что кушать подано, и мне выпала честь вести к столу мисс Белинду, которая довольно сердито, как мне показалось, поглядела на капитана Физгига, ибо сей джентльмен предложил руку миссис Брафф. Он сел справа от миссис Брафф, а мисс поспешила занять место рядом с ним, предоставив мне и мистеру Тидду расположиться напротив них, по другую сторону стола.

За обедом сперва подали тюрбо и суп, а вслед за тем, разумеется, индейку. И почему это ни один званый обед не обходится без индейки? Впервые мне довелось отведать настоящего черепахового супу; и я заметил, что миссис Брафф, которая сама его разливала, все зеленые звездочки жира положила супругу и несколько кусочков птичьей грудинки тоже приберегла для него.

— Я человек простой, — говорил Джон Брафф, — пища у меня простая. Мне не по вкусу все эти ваши разносолы, но для любителей полакомиться я держу французского повара. Я, знаете ли, не себялюбец, я человек без предрассудков; и ежели моей мисс по вкусу всякие там бешемели и прочие фокусы, я не препятствую, пусть ее. Отведайте вулеву, капитан.

За обедом было вволю шампанского и старой мадеры, а для любителей подавали черное пиво в больших серебряных кружках. Брафф особливо гордился своей приверженностью к пиву; и, когда дамы удалились, сказал: "Господа, пейте, сколько вашей душеньке угодно, Тиггинз подаст, только скажите, у нас этого добра вдосталь", — потом расположился в креслах и уснул.

— Он всегда спит после обеда, — шепнул мне мистер Тидд.

— Подайте-ка мне вон того вина с желтой печатью, Тиггинз, распорядился капитан. — В тот вчерашний кларет что-то намешано, у меня от него дьявольская изжога!

Должен признаться, желтая печать пришлась мне куда больше по вкусу, нежели тетушкино Росолио.

В самом непродолжительном времени я уже знал, кто таков мистер Тидд и о чем он мечтает.

— Не правда ли, она восхитительна? — обратился он ко мне.

— Вы о ком, сэр? — спросил я.

— О мисс Белинде, о ком же еще! — воскликнул Тидд. — В целом мире не найдете других таких глаз, такой воздушной фигурки!

— Ей бы побольше жирку, мистер Тидд, — сказал капитан, — и поменьше бровей. Не к лицу девице такие грозные брови. Qu'en dites-vous [16] Что вы скажете (франц.). , мистер Титмарш, как сказала бы мисс Белинда?

— Кларет, по-моему, отменный, сэр, — отвечал я.

— Э, да вы, оказывается, молодчина! — сказал капитан. — Volto sciolto [17] Ловко увильнули (итал.). , а? Вы слишком уважаете хозяина дома, который изволит так сладко почивать?

— Да, сэр, я высоко чту его как первого человека в лондонском Сити и нашего директора-распорядителя.

— Я тоже, — подхватил Тидд, — и ровно через две недели, в день моего совершеннолетия, докажу делом свое к нему доверие.

— Каким же это образом? — осведомился я.

— Видите ли, сэр, надобно вам сказать, что четырнадцатого июля я стану… э-э… обладателем солидного капитала, который мой батюшка нажил своими занятиями.

— Да скажите прямо, что он был портной, Тидд.

— Да, он был портной, сэр, но что же из этого? А я учился в университете, сэр, и чувства у меня возвышенные; да, столь же возвышенные, как у иных отпрысков отжившей свой век аристократии, а быть может, и более того.

— Не будьте так суровы, Тидд! — сказал капитан, осушая десятый стакан кларета.

— Видите ли, мистер Титмарш, достигнув совершеннолетия, я войду во владение солидным капиталом; и мистер Брафф был столь добр, что предложил мне тысячу двести фунтов в год с моих двадцати тысяч, так что я пообещал поместить их в его предприятие.

— В наше Западно-Дидлсекское страховое общество, сэр? — спросил я.

— Нет, в другую компанию, мистер Брафф там директором, и она ничуть не хуже. Мистер Брафф старинный друг нашего семейства, сэр, и очень ко мне расположен, он говорит, что при моих талантах я непременно должен войти в парламент, а тогда… тогда, видите ли, распорядившись своим наследством, я смогу подумать и о наследниках!

— А он малый не промах, — сказал капитан. — Вот уж не думал я, когда тузил вас в школьные годы, что наставляю синяки будущему государственному мужу!

— Говорите-говорите, молодые люди, — сказал Брафф, просыпаясь. — Я сплю вполглаза и все слышу. Да-да, Тидд, заседать вам в парламенте, милейший, не будь я Джон Брафф! И вы получите со своего капитала шесть процентов годовых, вот провалиться мне на этом месте! Но вот насчет моей дочери — это уж вы у ней самой справляйтесь, не у меня. Вы ли ее заполучите, капитан ли, Титмарш ли — это уж кто как сумеет. Мне от зятя одно надобно: был бы человек благородный, возвышенного образа мыслей, а вы все таковы.

Тидд выслушал это с самым серьезным видом, но, едва хозяин снова погрузился в сон, лукаво показал на свои брови и, глядя на капитана, хитро покачал головой.

— Эко! — сказал капитан. — Я говорю, что думаю. Если угодно, можете передать мои слова мисс Брафф.

На этом разговор оборвался, и нас пригласили пить кофе, после чего капитан распевал с мисс Брафф романсы, Тидд молча глядел на нее, я рассматривал гравюры, а миссис Брафф вязала чулки для бедных. Капитан откровенно насмехался над мисс Брафф, над ее жеманными речами и ужимками. Но, несмотря на его грубое, бесцеремонное обхождение, она, мне кажется, очень к нему благоволила и на удивленье кротко сносила его дерзости.

В полночь капитан Физгиг отбыл в казармы в Найтс-бридж, а мы с Тиддом разошлись по своим комнатам. Назавтра было воскресенье, в восемь часов утра нас разбудил настойчивый звон колокола, а в девять мы все сошлись в столовой, и мистер Брафф прочитал вслух молитвы, главу из Библии и еще произнес проповедь, обращенную ко всем нам — гостям, чадам и домочадцам; не слушал ее один только француз-повар, мсье Трепетен, — со своего места за столом я видел, как он бродит по саду в белом ночном колпаке я покуривает сигару.