Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Мы чуть не забыли о Джеке, сидевшем в задке брички, как и подобает второстепенному персонажу нашей истории, — да, по правде сказать, и Клайв тоже едва ие забыл о нем. Но Джек, поглощенный своими делами и заботами, посовал вещи в саквояж и, не сказав ни слова, вынес его на улицу, так что Клайв, усаживаясь в свою маленькую бричку, уже застал его там, в клубах дыма. Видели их отъезд из окна Hotel de Hollande или нет, не знаю. Ведь не за каждую занавеску может заглядывать биограф, как бы ни был он любопытен.

— Tiens, le petit part [124] Никак, малыш уезжает (франц.). , - сказал, вынимая изо рта сигару, Флорак, который всегда попадался им на пути.

— Да, уезжаем, — ответил Клайв. — Садитесь, виконт, у нас в бричке есть четвертое место.

— Увы, не могу, — отвечал Флорак. — Дела! Мой родственник и повелитель герцог Д'Иври едет сюда из Баньер-де-Бигора. Он говорит, что я ему нужен: affaires d'etat [125] Государственные дела (франц.). .

— Как рада будет герцогиня… Поосторожней с этой сумкой! — прокричал Клайв. — Как рада будет ее светлость… — Правду сказать, он плохо понимал, что говорит.

— Vos croyez, vos croyez? [126] Вы думаете, вы так думаете? (франц.). — переспросил мосье де Флорак. — Коль скоро у вас свободно четвертое место, я знаю, кому бы следовало его занять.

— Кому же? — осведомился наш молодой путешественник.

Но тут из дверей Hotel de Hollande вышли лорд Кью и БарнС Ньюком, эсквайр. Увидев бородатую физиономию Джека Белсайза, Барнс снова скрылся в дверях, а Кью перебежал через мост к отъезжающим.

— Прощайте, Клайв! Прощай, Джек!

— Прощай, Кью!

Они крепко пожали друг другу руки. Форейтор затрубил в рожок, карета тронулась, и юный Ганнибал оставил позади свою Капую.

В одном из баденских писем Клайв Ньюком с присущим ему чувством юмора и, как всегда, со множеством иллюстраций, описал мне некую высокородную даму, которой был представлен на водах своим приятелем, лордом Кью. Лорд Кью путешествовал по Востоку с сиятельной четой Д'Иври — герцог был давним другом их семейства. Лорд Кью и был тем самым "К" из путевых записок мадам Д'Иври, озаглавленных "По следам газели. Записки дочери крестоносцев", об обращении коего она так страстно молила бога, — тем самым "К", который спас ее светлость от арабов и совершил множество других подвигов, описанных в этом пылком сочинении. Правда, он упорно утверждает, что не спасал герцогиню ни от каких арабов, если не считать одного нищего, который клянчил бакшиш и которого Кью отогнал палкой. Они совершили паломничество по святым местам, и что за жалкое зрелище, рассказывает лорд Кью, являл собой в Иерусалиме старый герцог, шествуя с пасхальным крестным ходом босой и со свечой в руке! Здесь лорд Кью расстался с титулованными супругами. Его имя не встречается в последней части "Следов", изобилующих, нужно сказать, темными и напыщенными разглагольствованиями, приключениями, коим никто, кроме ее светлости, не был свидетелем, и мистическими изысканиями. Не отличаясь ученостью, герцогиня, подобно другим французским сочинителям, выказывала завидную смелость и выдумывала там, где ей не хватало знаний; она мешала религию с оперой и выделывала балетные антраша перед вратами монастырей в кельями анахоретов. Переход через Красное море она описывала так, словно сама была очевидицей этого великого события, про злосчастную страсть фараонова старшего сына к Моисеевой дочери повествовала, как о достовернейшем факте. В главе о Каире, упоминая о житницах Иосифа, она разражалась неистовой филиппикой против Потифара, которого рисовала подозрительным и деспотичным старым дикарем. Экземпляр ее книги всегда стоит на полке в баденской публичной библиотеке, ведь мадам Д'Иври каждый год посещает этот модный курорт. Его светлость не одобрял этой книги, опубликованной без его согласия, и называл ее одним из десяти тысяч безумств герцогини.

Сей аристократ был сорока пятью годами старше своей жены. Франция — страна, где особенно распространен милый христианский обычай, известный под названием mariage de convenance, о коем как раз сейчас так хлопочут многие члены описываемого нами семейства. Французские газеты ежедневно сообщают, что в brea de confiance [127] Посреднической конторе (франц.). , где главой мосье де Фуа, родители могут устроить браки своих детей без всяких трудов и с полной гарантией. Для обеих сторон все сводится только к деньгам. У мадемуазель столько-то франков приданого, у мосье такая-то рента или такое-то количество земли в пожизненном, либо полном владении, или etde d'avoe [128] Адвокатская контора (франц.). , или магазин с такой-то клиентурой и таким-то доходом, каковой может удвоиться, если благоразумно вложить в дело такую-то сумму. И вот соблазнительная матримониальная сделка совершилась (такой-то процент посреднику) или расстроилась, и никто не горюет, и все шито-крыто. Не берусь за незнанием тамошней жизни судить о последствиях упомянутой системы, но коль скоро литература страны передает ее нравы и французские романы отражают действительность, то можно представить себе, что там у них за общество, в которое мой лондонский читатель может попасть через двенадцать часов после того, как перевернет эту страницу, ибо эти места отделяют от нас всего двадцать миль морского пути.

Старый герцог Д'Иври принадлежал к древнему французскому роду; он бежал с Д'Артуа, воевал под началом Конде, провел в изгнании все царствование корсиканского узурпатора, и хотя в революцию он утратил девять десятых своих богатств, оставался могущественным и знатным вельможей. Когда судьба, точно задумав пресечь этот славный род, поставлявший Европе королев, а крестоносцам знаменитых предводителей, отняла у Д'Иври обоих его сыновей и внука, наш сиятельный вдовец, отличавшийся стойкостью духа, не пожелал склониться перед грозным врагом и, презрев нанесенные ему тяжкие удары, уже на седьмом десятке, за три месяца до Июльской революции, торжественно обвенчался с родовитой девицей шестнадцати лет, взятой для этого из монастырской школы Sacre Coer в Париже. В книге регистрации гражданских браков под их фамилиями стояли самые августейшие свидетельские подписи. Супруга дофина и герцогиня Беррийская поднесли новобрачной богатые подарки. Через год на выставке появился портрет кисти Дюбюфа, с которого смотрит прелестная юная герцогиня, черноокая и чернокудрая, с ниткой жемчуга на шее и алмазной диадемой в волосах, прекрасная, точно сказочная принцесса. Мосье Д'Иври, чья молодость, наверно, прошла довольно бурно, все же отлично сохранился. Назло своей врагине-судьбе (кто-нибудь, пожалуй, решит, что судьба питает пристрастие к знати и находит особое удовольствие в поединках с князьями — Атридами, Бурбонидами и Д'Ивридами, оставляя без внимания разных Браунов и Джонсов) его светлость, по-видимому, вознамерился не только оставить по себе потомков, но и доказать, что над ним самим не властны годы. В шестьдесят лет он оставался молод или, по крайней мере, имел моложавый вид. Волосы его были так же черны, как у его супруги, а зубы так же белы. Встретив его погожим днем на Большом бульваре в толпе молодых щеголей или увидев, как он с грацией, достойной самого старика Франкони, скачет на лошади в Булонеком лесу, вы бы лишь по величавой осанке, приобретенной в дни Версаля и Трианона и даже в мечтах недоступной нынешней молодежи, отличили его от тех юношей, с которыми он, что греха таить, предавался до свадьбы множеству милых забав и безумств. Он был завсегдатаем оперных кулис, словно какой-нибудь журналист или двадцатилетний повеса. Подобно всем молодым холостякам, он только перед самой женитьбой se rangea [129] Остепенился (франц.). , как говорят французы, и простился с театральными Фринами и Аспазиями, решив отныне посвятить себя своей очаровательной молодой супруге.