Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Но тут случилась ужасная июльская катастрофа. Старые Бурбоны снова отправились в дорогу, — все, кроме одного хитроумного отпрыска этого древнего семейства, который разъезжал среди баррикад, даря улыбками и рукопожатиями тех, кто только что выдворил из Франции его родственников. Герцог Д'Иври, лишившись положения при дворе и должностей, немало прибавлявших к его доходам, а также места в палате пэров, был не больше склонен признать узурпатора из Нельи, чем того, который вернулся с Эльбы. Бывший пэр удалился в свои поместья. Он забаррикадировал свой парижский дом от всех приверженцев короля-буржуа, в том числе от ближайшего своего родственника, мосье де Флорака, который, привыкнув в последние годы присягать подряд всем династиям, в отличие от него, легко присягнул на верность Луи Филиппу и занял место в новой палате пэров.

В положенный срок герцогиня Д'Иври родила дочь, принятую благородным отцом без особой радости. Герцогу нужен был наследник — принц де Монконтур, который заменил бы его сынов и внуков, уже отошедших к праотцам. Однако больше господь не благословил их детьми. Мадам Д'Иври объехала все курорты с целебными водами; они с мужем совершили несколько паломничеств, приносили дары и обеты святым, почитавшимся покровителями супругов Д'Иври или вообще всех супружеских пар; но святые оставались глухи: они сделались неумолимы с тех пор, как истинная религия и старые Бурбоны были изгнаны за пределы Франции.

Уединенно живя в своем старинном замке или в мрачном особняке Сен-Жерменского предместья, светлейшие супруги, наверно, наскучили друг другу, как то порой бывает с людьми, вступившими в mariage de convenance, да и с теми, кто сгорая от страсти, сочетается браком против родительской воли. Шестидесятишестилетнему господину и даме двадцати одного года, живущим вдвоем в огромном замке, не избежать за столом присутствия гостьи, от которой нельзя затвориться, хотя двери всегда на запоре. Ее имя Скука, и сколько нудных дней и томительных ночей приходится проводить в обществе этого грозного призрака, этого непременного сотрапезника, этого бдительного стража вечерних часов, этого докучливого собеседника, не отстающего и на прогулке, а по ночам прогоняющего сон.

Поначалу мосье Д'Иври, этот отменно сохранившийся вельможа, не допускал и мысли, что он не молод, и не давал повода людям так думать, если не считать его крайней ревности и неизменного желания избегать общества других молодых людей. Вполне возможно, что герцогиня полагала, будто все мужчины красят волосы, носят корсеты и страдают ревматизмом. Откуда же было знать больше невинной девице, отправленной под венец прямо из монастыря? Но если в mariages de convenances герцогская корона вполне подходит прелестному юному созданию, а прелестное юное создание — старому господину, все равно остаются кое-какие пункты, которые не под силу согласовать никакому брачному маклеру, а именно темпераменты, неподвластные всяким мосье де Фуа, и вкусы, кои не означишь в Мрачном контракте. Словом, брак этот был несчастлив, и герцог с герцогошей ссорились не меньше любой плебейской четы, постоянно бранящейся за столом. Эти безрадостные семейные обстоятельства заставили мадам пристраститься к литературе, а мосье к политике. Она обнаружила, что обладает большой неоцененной душой, а когда женщина откроет в себе такое сокровище, она, конечно, сама же назначает ему цену. Быть может, вам попадались ранние стихи герцогини Д'Иври под названием "Les Cris de l'Ame" [130] "Вопли души" (франц.). . Она читала их близким друзьям, вся в белом, с распущенными волосами. Стихи имели некоторый успех. Если Дюбюф написал ее юной герцогиней, то Шеффер изобразил ее в виде Музы. Это произошло на третьем году супружества, когда она восстала против власти герцога, своего мужа, настояла на том, чтобы впустить в свои гостиные изящные искусства и словесность, и, отнюдь не поступаясь набожностью, вознамерилась свести вместе таланты и религию. Ее посещали поэты. Музыканты бренчали ей на гитарах. И муж, войдя к ней в гостиную, непременно натыкался на саблю и шпоры какого-нибудь графа Альмавивы с Больших бульваров или заставал там Дона Базилио в огромном сомбреро и туфлях с пряжками. Старому джентльмену не угнаться было за прихотями своей супруги: он задыхался, у него стучало в висках. Он принадлежал старой Франции, она — новой. Что знал он об Ecole Romantiqe [131] "Романтической школе" (франц.). и всех этих молодых людях с их Мариями Тюдор и Польскими башнями, с кровавыми историями о королевах, зашивающих своих любовников в мешок, об императорах, беседующих с разбойничьими атаманами на могиле Карла Великого, о Буриданах, Эрнани и прочем вздоре? Виконт де Шатобриан, конечно, талант и будет жить в веках; мосье де Ламартин, хотя и молод, однако же, очень bien pensant; [132] Благомыслящий (франц.). но, ma foi [133] По правде сказать (франц.). , куда как лучше Кребийон-младший, а посмеяться — так какой-нибудь bonne farce [134] Хороший фарс (франц.). мосье Вадэ. Высокие чувства и стиль ищите у мосье де Лормиана, хоть он и бонапартист, и у аббата де Лиля. А новые все — гиль! Все эти Дюма, Гюго, Мюссе — мелюзга! "Лормиан, сударь вы мой, — любил он говорить, — будет жить, когда всех этих ветрогонов давно позабудут". Женившись, он перестал ходить за кулисы в оперу, но был бессменным посетителем "Комеди Франсез", где можно было слышать его храп на представлении любой из великих французских трагедий.

После событий тысяча восемьсот тридцатого года герцогиня была некоторое время столь ярой сторонницей Карла, что муж и нарадоваться не мог, и наши заговорщики сперва очень ладили. У ее светлости, охочей до приключений и сильных чувств, не было большего желания, как сопутствовать герцогине Беррийской в ее отважном путешествии по Вандее, к тому же переодевшись мальчиком. Однако ее уговорили остаться дома и помогать благому делу в Париже, а герцог покамест поехал в Бретань предложить свою старую шпагу матери своего короля. Но герцогиня Беррийская была обнаружена в Ренне, в печной трубе, после чего обнаружилось и многое другое. Толковали, будто в этом была отчасти повинна наша глупенькая герцогиня. Ее окружили шпионами, а иным людям она готова была выболтать все что угодно. Когда его светлость явился в Горитц с ежегодным визитом к августейшим изгнанникам, то был принят весьма прохладно, а супруга дофина просто отчитала его. По возвращены! в Париж он обрушился с упреками на жену. Он вызвал на дуэль адъютанта герцога Орлеанского, графа Тьерседена (le bea Tiercelin) [135] Красавца Тьерселена (франц.). , из-за какой-то чашки кофе в гостиной и даже ранил его — это в свои-то шестьдесят шесть лет! Племянник герцога, мосье де Флорак, во всеуслышанье восхищался храбростью своего родственника.