Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Пэрси Сибрайт с обычной своей галантностью занимал миссис Маккензи, но, как ни старалась эта дама быть приветливой, по всему было видно, что завтрак не очень-то ей по вкусу. Бедняга Сибрайт, о чьих нынешних обстоятельствах и видах на будущее она выспросила меня самым невинным образом, явно не годился в женихи миленькой Рози. А откуда ей было знать, что он так же не может не быть любезным, как солнце не может не светить. Едва Рози покончила с ананасом и в ответ на расспросы Пэрси Сибрайта чистосердечно призналась, что этот плод ей нравится больше малины и ежевики из бабушкиного сада, как миссис Маккензи воскликнула:

— А теперь, Рози, душечка, спой нам что-нибудь. Ты ведь обещала мистеру Пенденнису спеть песенку.

Хозяин тут же кинулся открывать фортепьяно. Вдова сняла свои чищеные перчатки (на миссис Шеррик были новенькие, лучшей парижской фирмы), и маленькая Рози исполнила свой первый номер, а затем и второй, вызвав бурные аплодисменты. Мать и дочь, обнявшись, отходят от инструмента.

— Браво, браво! — кричит Пэрси Сибрайт.

А мистер Клайв Ньюком — неужто молчит? Он стоит спиной к фортепьяно и неотрывно глядит в очи мисс Шеррик.

Пэрси исполняет не то испанскую сегидилью, не то немецкий зонг, не то французский романс, не то неаполитанскую канцонетту, но, должен признаться, слушают его без внимания. Здесь появляется присланный миссис Ридли кофе, которого с огромным количеством сахара отведывает миссис Шеррик, как до того отведала в изобилии всякой всячины — цыплят, кремов, заливного, яиц ржанки, креветок, винограда и не знаю чего еще. Тут мистер Ханимен делает шаг вперед и почтительно осведомляется, не согласятся ли спеть миссис и мисс Шеррик. Мать встает, кланяется и, снявши вновь свои парижские перчатки и обнажив большие белые, унизанные кольцами руки, подзывает свою дочь Джулию и вместе с ней направляется к фортепьяно.

— Это ей-то петь, — шепчет миссис Маккензи, — столько съевши?!

Ей-то петь? Боже правый! Бедная миссис Маккензи, до чего же вы отстали от жизни! Если, живя в Вест-Индии, вы хоть раз заглядывали в английские газеты, то, конечно, должны были знать о прославленной мисс Фолторп. Это и есть миссис Шеррик. После трех лет блистательных триумфов на сценах Ла Скала, Пергола, Сан-Карло и английского оперного театра, она оставила свою профессию и, отказав сотне искателей, вышла замуж за Шеррика, который был тогда поверенным при мистере Коксе, всем известном незадачливом директоре театра "Друри-Лейн". После женитьбы мистер Шеррик, как человек с принципами, запретил супруге выступать на публике, но петь в частном доме она, разумеется, вольна, коли ей охота. И вот вместе с дочкой, обладательницей великолепного контральто, она царственно усаживается за фортепьяно, и они так чудесно поют дуэтом, что все собравшиеся, за единственным исключением, восхищены и очарованы. Даже маленькая мисс Канн неслышно поднимается по лестнице и стоит с миссис Ридли под дверью, слушая музыку.

Мисс Шеррик поет и кажется еще краше прежнего. Клайв Ньюком от нее в восторге, и бесхитростная Рози тоже. Сердечко ее радостно трепещет, голубые глаза сияют восхищеньем и благодарностью, и она простодушно говорит мисс Шеррик:

— Зачем же вы просили меня петь, когда сами так прекрасно, так дивно поете? Прошу вас, не отходите от фортепьяно, спойте еще! — И она протянула победительнице ласковую ручку и, зардевшись, повела ее обратно к инструменту.

— Для вас, деточка, мы с Джулией будем петь, сколько угодно, — отвечает миссис Шеррик, приветливо кивая Рози.

Наконец и миссис Маккензи, которая все это время сидела в сторонке и, покусывая губы, барабанила пальцами по столику, подавляет обиду и рассыпается в комплиментах одержавшим верх певицам.

— Как это жестоко, мистер Ханимен, — заявляет она, — скрыть от нас, какое вы нам приготовили… удовольствие. Я и не подозревала, что мы встретим здесь настоящих певиц. Миссис Шеррик поет просто бесподобно.

— Приходите к нам в Риджентс-парк, мистер Ньюком, — говорит между тем мистер Шеррик, — и моя жена с дочкой будут петь вам, сколько душе угодно. Довольны вы домом на Фицрой-сквер? Может, надо что-нибудь починить? Для хорошего жильца я хороший хозяин. В таких делах я не смотрю на расходы. Бывает, что остаюсь в накладе. Назначьте день, когда пожалуете к нам, и я приглашу для вас хорошую кампанию. Ваш папенька заходил как-то с мистером Бинни — вы тогда были еще мальчиком, — и, смею думать неплохо провел вечер. Приходите — не пожалеете: я угощу вас стаканчиком доброго вина, не хуже, чем у других, — и он улыбается, видно, вспомнив про шампанское, которое разбранил мистер Уорингтон. — Я сегодня в карете, чтобы сделать приятное жене, — продолжает он, глядя из окна на щегольской экипаж, только что подкативший к дому. — Хорошо идут вместе эти лошадки, не правда ли? Любите лошадей? Знаю, что любите. Видел вас в Парке и несколько раз на нашей улице. У полковника редкая посадка, да и у вас, мистер Ньюком, не хуже. "Что бы им спешиться да зайти, — не раз говорил я себе… — Пришли, мол, перекусить, Шеррик, и осушить стаканчик хереса". Назначьте день, сэр. Может, и вы бы зашли, мистер Пенденнис?

Клайв Ньюком "назначил день" и в тот же вечер сообщил об этом отцу. Полковник помрачнел.

— Что-то в этом мистере Шеррике мне не нравится, — проговорил сей тонкий знаток людей, — сразу видно, что он не настоящий джентльмен. Мне, Клайв, все равно, чем зарабатывает человек на жизнь. Кто мы такие, в самом деле, чтобы чваниться перед другими? Но когда я уеду, мой мальчик, и возле тебя не будет никого, кто бы знал людей так, как я, ты можешь попасть в лапы мошенников, а там недолго и до беды. Смотри, будь осторожен, Клайв! Вот мистер Пенденнис знает, сколько кругом коварства, — сказал наш милый старик, кивнув мне весьма многозначительно. — Присмотрите за мальчиком в мое отсутствие, Пенденнис. А впрочем, мистер Шеррик до сих пор был нам добрым и обязательным хозяином. Да и почему бы виноторговцу не угостить приятеля бутылочкой? Рад, что вы повеселились, мальчики. Надеюсь, и вы, сударыни, приятно провели день. Мисс Рози, вы вернулись, чтобы напоить стариков чаем? А Джеймс-то у нас молодцом! Дошел до Гановер-сквер, миссис Маккензи, и никакой боли в ноге.

— А я готова огорчиться, что он так быстро выздоравливает, — откровенно призналась миссис Маккензи. — Вот он поправится, и мы уже не будем ему нужны.

— Что вы, дражайшая! — вскричал полковник, поднося к губам ее прелестную ручку. — Вы будете, непременно будете нужны ему. Джеймс так же неопытен в жизни, как наша мисс Рози, к, не будь меня рядом, не сумел бы о себе толком позаботиться. Кто-то должен жить с ним, раз я уезжаю в Индию, да и моему мальчику нужно прибежище, — добавил наш добрый служака упавшим голосом. — Я надеялся, что родня будет больше привечать его… Ну, да бог с ними… — вскричал он уже веселее. — Я, наверно, не пробуду там и года! А может, и совсем не придется ехать. Я ведь второй по списку. Двое наших престарелых генералов могут в любой день отдать богу душу, и как только я получу полк, я вернусь и останусь дома. А пока меня не будет, милейшая моя сударыня, смотрите за Джеймсом и не оставляйте заботами моего мальчика.