Хаим Граде - Немой миньян

— Бейт-мидраш — это не хоральная синагога и не церковь, не рядом будь упомянута. Бейт-мидраш служит и для того, чтобы бедняки могли погреться. А если не будут топить, то я тоже буду мерзнуть. Все ученые, изучающие Тору, будут мерзнуть, — рассердился старый меламед.

«Сплошные напасти!» — подумал Эльокум, отходя и от реб Тевеле Агреса. Матля проклинает его за то, что она и их дочери голодают и мерзнут, так как он не хочет работать и зарабатывать, а возводит себе надгробие при жизни, чтобы этот Немой миньян назывался бейт-мидрашем Эльокума Папа. «Да разве нужен мне такой бейт-мидраш, носящий мое имя?» — И столяр посмотрел на сделанные им резные украшения над священным ковчегом, словно прощаясь с ними.

Не только столяр, но и изучающие в молельне Тору и даже беднейшие из обывателей избегали веселой компании, собиравшейся вокруг печки. Один реб Тевеле Агрес вел себя с этими людьми по-свойски и даже предлагал им покупать у него лотерейные билеты. Изучающие Тору буквально остолбенели и онемели, обыватели не верили собственным глазам. Никто не знал раньше, что старый ширвинтский меламед приторговывает лотерейными билетами. Реб Тевеле Агрес жил у детей и не нуждался в деньгах. Но торговля лотерейными билетами была его тайной страстью. Он ждал, что на его номер выпадет большой выигрыш так же, как ждал, что именитые евреи Вильны еще придут к нему и признают его правоту в старом споре с меламедами реформированного хедера. Изучающим Тору и другим завсегдатаям Немого миньяна он лотерейных билетов никогда не предлагал — он считал их неудачниками, нищими. Но Зуська, этот Император канторов, Сирота Второй, заверил его, что у него есть капиталы в заморских банках. И реб Тевеле вообразил, что каждый из этой кампании имеет что-то в загашнике, как поговаривают на Синагогальном дворе о многих попрошайках, выклянчивающих подаяние и у живых, и у мертвых.

— Это не одурачивание, это не обман, — размахивал старик пачкой лотерейных билетов.

Евреи щупали эти бумажки, пытались прочитать, что там написано, и сразу же прятали руки за спину, чтобы согреть их о печку. Кто со вздохом, а кто и со смешком — все ответили одно и то же: на такую роскошь у них денег не хватит. Только один из них, всемирно известный кантор Зуська, пообещал купить лотерейный билет, как только получит процент со своих капиталов в иностранных банках. Пока там что-то застряло.

Реб Тевеле Агрес затопал назад к своему пюпитру, обиженный и огорченный. Без покупателя лотерейных билетов он чувствовал себя, как меламед без указки, или как в бане в пятницу днем, когда вокруг нет никого, кто мог бы попарить ему спину веником. Тут к нему подсел гадатель Борух-Лейб и принялся набожно, словно молясь, внушать: эти нищие вокруг печки — сборище насмешников. Они не учат Тору сами и своей болтовней и громким смехом не дают учить другим. Если им сказать слово поучения, они лезут драться. Единственный из ученых бейт-мидраша, кого они уважают, это он, реб Тевеле. Так почему бы ему не учить с этими евреями каждый день по главе из книги «Источник Иакова», закон из Кицур Шулхан Арух, вместо того, чтобы уговаривать их купить лотерейные билеты?

— Тоже мне мудрец из притчи о четырех сыновьях! С лотерейного билета я ведь получаю процент, а если покупатель выигрывает, я получаю свою долю от выигрыша. Это не одурачивание, это не обман. А кто мне заплатит за изучение Торы с этими бездельниками? — бушевал реб Тевеле.

Но тем не менее слова хироманта ему понравились, потому что уже через минуту он стоял у печки и кричал нищим хриплым голосом:

— Бездельники! Если бы не я, вас бы уже выгнали отсюда на мороз. Чтобы вы не устраивали тут сборище насмешников, я между предвечерней и вечерней молитвой буду учить вас за столом. Вам это копейки не будет стоить. Может быть, вы откажетесь?

Только всемирно известный кантор Сирота Второй имел наглость отказаться. Голова у него для этого не годится, утверждал Зуська. Вместе с бедняками, собиравшимися вокруг печки, за столом сидели и все остальные завсегдатаи Немого миньяна. Самым прилежным из учеников реба Тевеле оказался тот маленький еврейчик в больших валенках, что обходил изучающих Тору и спрашивал их всех, как, согласно Закону, отсчитывается годовщина смерти — по дню кончины или по дню похорон? За столом он тоже задавал вопросы, но реб Тевеле рассердился на него: просто докучливый неуч! Реб Тевеле оглядывался — не идет ли его прежний ученик Элиогу-Алтер Клойнимус.

— Нет Алтерки? Нет? Все, что ему надо, это лишь бы я подумал, что он вернулся к вере. Давайте учиться! — кричал реб Тевеле, и его слушатели за столом удивлялись: чтобы старик, которому скоро девяносто, мог издавать такой львиный рык? Не сглазить бы. Главное, чтобы это ему не повредило.

Эльокум Пап дал себе клятву больше не заниматься резьбой по дереву и набросился на работу в своей столярной мастерской, как на еду после долгого поста. Он выполнил все невыполненные вовремя заказы и отнес их заказчикам. На него напало желание работать как можно больше, лишь бы пилить, строгать, рубить и забивать гвозди. У него было немного материала, и он принялся сколачивать скамейки, табуретки, шкафчик для посуды, кухонный столик, лестницу для чердака. Кроме того, у него еще оставались длинные узкие доски, и он начал делать из них полки, а из остатков настрогал ручек для лопат. Ничего. Если у него будет товар, найдутся и покупатели, или же он продаст готовые изделия в какой-нибудь магазин.

Сначала Матля думала, что Бог сжалился над ее слезами и ее муж снова стал отцом для своих дочерей. Но вскоре она поняла, что Эльокум не имеет в виду заработок, а просто хочет быть занят. Он без остановки и с каким-то диким гневом заколачивает гвозди, чтобы его не тянуло к резьбе, как пьяницу, старающегося бросить свою пагубную привычку и пьющего яблочный квас и сельтерскую воду, тянет к бутылке водки. Матля видела, что после работы в мастерской Эльокум сидит за столом мрачный как туча и даже не смотрит на своих дочерей. А потом вдруг начинает кричать, что ужин приготовлен плохо, дети грязные, в доме — помойный ящик и что она никудышная хозяйка. Вдоволь накричавшись, он вытирает губы и начинает ругать себя самого:

— Вот тебе и богоугодное дело, недотепа! И как только взбрело в твою лошадиную голову, что ты должен украсить бейт-мидраш этих побирушек резными украшениями! — А потом буркает в сторону жены: — Не напоминай мне больше про Немой миньян. Слышишь? Голодранцы его захватили!

Наконец столяру надоела эта бесцельная беспрерывная работа. И он начал уходить из дому. То, что муж уходит не в Немой миньян, Матля поняла по тому, что он не брал с собой досок и инструментов. Она боялась, как бы он от горечи не начал пить, но Эльокум Пап не шлялся по шинкам. Он ходил из молельни в молельню и рассматривал украшения, сравнивал их со своими и сделал вывод, что он режет по дереву не хуже, а может быть, и лучше других. Временами ноги несли его к воротам Немого миньяна. Проходя мимо, он заглядывал во двор проверить, стоит ли еще молельня с круглыми окошками. Но в сам двор он не входил.