Стеван Сремац - Поп Чира и поп Спира

— Значит, помирились! — воскликнут читатели. А почему поп Чира угнетён и взволнован, а поп Спира весел и доволен, об этом читатели узнают из следующих двух глав.

Попы задержались ещё на полдня в Темишваре, чтобы сделать кое-какие покупки. Домашние надавали им поручений, ибо, как всякому известно, семейному человеку нельзя отлучиться в город и на полчаса, чтобы женская половина не нагрузила его, словно верблюда, таким множеством поручений, какое не удержится даже в голове Стратимировича. А тем более сейчас, когда попы собрались в самый Темишвар, где сельские жители готовы часами стоять, глазея на одну и ту же витрину. У попа Миры был целый ворох поручении. У попа Спнры, правда, ни одного (ни он, ни домашние не думали об этом, не зная, каков будет «исход дела»), но ему самому пришла охота накупить всякой всячины и сделать домочадцам сюрприз. Радуясь, что отделался так дёшево, он решил на деньги, которые, по его предположению, должны были пойти псу под хвост, купить что-нибудь нужное для дома. Поп Чира покупал, чтобы умилостивить, а поп Спира — чтобы порадовать.

Чего только не накупили попы! И бумазеи, и фланели на зиму, и ботуши [96] Ботуши — мягкие зимние туфли. для обеих матушек. Поп Чира купил и рисовой пудры, и прибор для завивки волос, и какие-то штучки для закручивания локонов, и новомодные шпильки (с особым названием в честь какой-то швабской принцессы-невесты), и гуммиластику для чистки, и машинку для застегивания перчаток, целый короб всевозможных ниток и вязальной шерсти — около десяти разных номеров, которых он не мог запомнить, а потому и записал ещё дома, исписав целых пол-листа писчей бумаги. Войдя в магазин, он вытащил из кармана эту бумагу, развернул, положил перед собой, сел на стул, протёр очки, нацепил их на нос и, глядя на запись, стал диктовать щуплому, хорошо причёсанному еврейчику, зачёркивая очередное название карандашом, пока не приобрел всё точно по списку.

Поп Спира купил большой брусок мыла, нож — резать ветчину, и уйму необходимых кухонных принадлежностей, которые в селах ещё мало или вовсе неизвестны.

Вспомнил он и о своих спасителях — Аркадии и попе Олуе. Аркадию он купил высокие ботуши, в которых он будет прислуживать в церкви, шаль за три сребра и красивую пенковую трубку с длинным чубуком за тринадцать сребров. Такую же точно трубку он купил и отцу Олуе.

«Боже мой, что есть человек: не знает и не ведает, что несёт ему завтрашний день! — думал он, покупая всё это. — Мог ли я предвидеть, что у меня явится желание делать покупки и удивлять Сиду!»

Оба попа накупили кофе, сахару, немало всяких булочек и рогаликов. Короче, понабирали столько, что едва поместили всё в повозку. И когда в пятницу на заре попы взобрались на неё и тронулись в путь, то пришлось им сидеть, — простите меня за выражение, ибо речь идёт об отцах церкви, — пришлось им сидеть столь же удобно, как чёрту на колу. В этом был отчасти виноват и сам Пера Тоцилов, который словно поклялся разорить всех попадавшихся ему под руку попов. Он дважды весьма основательно воспользовался гостеприимством в доме ченейского попа; на славу угостились и сам он и его лошади; а кроме того, он так добросовестно набил оба сиденья, и переднее и заднее, хозяйским сеном, что лошади ещё по меньшей мере неделю смогут наслаждаться ченейской травкой.

Подвода тронулась. Всю дорогу от Темишвара до Ченея преподобные отцы неумолчно беседовали. Разговор был, конечно, не такой сердечный и искренний, как прежде, что, разумеется, вполне понятно, но всё же они беседовали, а в одном вопросе пришли даже к полному согласию.

— Сколько вы уплатили за подводу? — спросил Спира.

— Десять сребров! — ответил Чира.

— Что за чёрт! И я столько же. Потому, должно быть, что вы первый подрядились?

— Э, тут-то собака и зарыта; об этом я от самого дома размышляю. Когда он со мной рядился, то выходило, будто повезёт меня одного. «Дорого, Пётр, — говорю ему, — нельзя ли подешевле?» — «Возьмите попутчика, повезу дешевле». — «Найди, говорю, сам кого-нибудь». — «Не могу, отвечает, найдите вы — и повезу за шесть сребров».

— Ну и прохвост, так же точно и со мной разговаривал! Точнёхопько! — пожаловался Спира. — Найдите, мол, попутчика, и я повезу вас за четыре сребра… А он с того и с другого содрал по десять сребров. Торговался со мной так, будто я первый пришёл. Пройдоха вахлацкая!

— Все они такие, чёрт бы их драл!.. Думается мне, этот вор, архивор Нича, ночной сторож, настропалил его. Батюшки, дескать, в ссоре, ни слова друг другу не скажут.

— Э, так и я бы извозничал, — заметил поп Спира. — Мужик, конечно, мужицкую сторону тянет.

Приехав в Ченей, завернули на полчаса к попу Олуе.

— Ну, как всё обошлось? — спрашивает с любопытством хозяин, оставшись наедине со Спирой.

— Чрезвычайно хорошо, — весело отвечает тот. — И ещё раз великое тебе спасибо. Ну просто замечательно получилось, сверх всякого, говорю, сверх всякого ожидания! Владыка заставил нас по-хорошему помириться и позабыть все нанесенные друг другу обиды. Даже рукопожатием обменялись, поцеловались в его присутствии…

— Поцеловались!.. Да брось! Что ты говоришь! Даже поцеловались!..

— Да, а ты что думаешь! Поцеловались, конечно. Ну, ясное дело, скрепя сердце, через силу…

— Ну да уж само собой… могу себе представить!..

— Что касается меня, то, как говорится: «Женился, сам себе подивился». Мне-то, разумеется, полгоря. Помалкиваю да твержу про себя: «Слава богу, что так обернулось!..» Э, но ему, ему…

— Верю, верю. Но, расскажи, пожалуйста, как оно было…

— Да говорю тебе, сто раз вспоминал тебя с благодарностью, а вот тебе и доказательство, — произносит поп Спира, достаёт из шубы дорогую пенковую трубку и протягивает ему, — в знак моей искренней признательности.

— А-а, хороша, очень хороша! — говорит приятно поражённый поп Олуя, рассматривая трубку. — Сколько стоила?

— Да сколько бы ни стоила — безделица по сравнению с твоей услугой. Кури на здоровье. Возьми да и закури сейчас, а я тебе всё вкратце расскажу.

Поп Олуя закурил трубочку, а поп Спира изложил ему, как было дело.

— В конце своей речи епископ простил отца Чиру, укорив его за то, что он столь некрасиво пытался обмануть вышестоящих лиц, — закончил Спира свой рассказ.

Попы дружно захохотали, и в это мгновение вошёл поп Чира. Оба смеялись от всей души, как это свойственно только здоровым и толстым попам.