Сабахаттин Али - Дьявол внутри нас

- Я вижу, ты очень расстроен, - проговорила она. - Но чем? Все идет хорошо. И разве так страшно, что у нас нет денег? Ведь до сих пор мы никогда не сидели голодными. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Омер поднял голову и посмотрел на жену. Маджиде прочитала в этом взгляде что-то лживое, даже враждебное и вздрогнула. Омер медленно поднялся со стула, оперся руками о стол, подался вперед.

- Ты это искренне сказала? - спросил он, сощурившись и сжав губы.

Маджиде опешила. Она никогда не видела своего мужа таким. Ей стало страшно.

- Омер, что ты говоришь! - воскликнула она. - Что ты говоришь! Неужели ты серьезно об этом спрашиваешь?

Омер не шевельнулся и повторил, намеренно разделяя слова паузами:

- Ты на самом деле полагаешь, что я стал каким-то странным, как ты изволила выразиться, потому что у нас нет денег?

Маджиде широко раскрытыми глазами смотрела на него. Потом, так же как Омер, оперлась о стол и приблизила к нему свое лицо.

- А разве есть другие причины? - спросила она как человек, умеющий владеть собой, но не скрывающий своей тревоги. - Почему же ты не говоришь о них? Или ты уже не находишь нужным делиться со мной?

Их взгляды скрестились: ее - недоуменный, но решительный, и его - неискренний, со злобным прищуром. За пыльными, слегка запотевшими стеклами его очков, казалось, вспыхивают огоньки, на щеках вздулись желваки. Какой-то внутренний импульс вынуждал его пристально всматриваться в лицо Маджиде, словно он надеялся прочесть на нем нечто исключительно важное, найти, разгадать и… уничтожить.

Маджиде медленно протянула руки и коснулась ладоней Омера. Он, так и не обнаружив в ее лице ничего, что могло бы усилить его подозрения, обесси-ленно опустился на стул и, не вынимая своих рук из рук Маджиде, уронил голову на стол. «Я уже стал бояться всех и скоро начну всех подозревать, - пронеслось в его голове. - Как я докатился до этого? Как мне пришла в голову мысль, что Маджиде догадывается и скрывает правду от меня? Ну не идиот ли я! Откуда ей знать, каков я на самом деле?! Она и понятия не имеет, до чего я дошел, какой опасности подвергал себя. Как настоящий преступник, я становлюсь жертвой собственной подозрительности. Если бы тот, в магазине, и впрямь что-нибудь заметил или только заподозрил, он тотчас схватил бы меня за руку. А мне, дураку, казалось, будто он выслеживал меня до самого дома. Делать ему нечего! И как после всего этого я обращаюсь со своей женой, которая терпеливо ждала меня весь вечер! В чем она провинилась передо мной? Я опускаюсь все больше и больше, и это становится заметно по всему. А бедная Маджиде истолковала перемены в моей внешности и поведении так невинно, что впору расплакаться. Она полагает, будто я расстраиваюсь из-за отсутствия денег, и даже не подозревает, каких глубин достиг я в своем нравственном падении. Увы, я рассчитывал, что она не только будет понимать меня всегда и во всем, но и спасет меня, поможет очиститься. Вместо того я, опускаясь сам, увлекаю ее за собой. Но разве я умышленно делаю это? Разве преследую какую-то гнусную цель? И потом, как я смею лгать ей в глаза, будто отсутствие денег не имеет для меня никакого значения? О, этот проклятый дьявол внутри меня!.. Ужасное чувство влечет меня ко всему, что запретно или недоступно, заставляет тосковать о несбыточном.

Именно меня, который всю жизнь гордился своей независимостью от материальных благ! Несчастная пара шелковых чулок! О господи! Пара чулок… Впрочем, дело не просто в них. Все гораздо сложнее. Случившееся в магазине тем более безобразно, что произошло как будто против моей воли. Потные пальцы, скользкая, сама прячущаяся в ладони ткань. Все это так. Но почему я сразу не положил их на место? Да все потому же - в самой сокровенной части моей души владычествует дьявол. Любой мой проступок - проявление его воли. Может быть, рассказать обо всем Маджиде? Она не поймет. Но сколько можно скрывать от нее? Зачем тогда я привел ее сюда? Зачем затеял все это! Зачем вверг ее в этот ад, если души наши будут разобщены?»

Мысли Омера потеряли связность. После всего пережитого он испытывал разбитость и вялость. Он открыл глаза и в первое мгновение почти ничего не видел - свет лампы ослепил его. Он высвободил руки, все еще лежавшие в ладонях жены, немного посидел, безразлично и отрешенно глядя на нее, и вдруг, неожиданно для себя самого, почувствовал, что губы его складываются в улыбку. А ведь он думал, что уже навсегда разучился улыбаться! И тем не менее вот она, улыбка, омывает его лицо, как теплая вода.

И тотчас же свет озарил лицо Маджиде, хотя весь ее вид говорил о том, что она все еще встревожена.

- Когда ты мне расскажешь все, о чем ты думаешь, что тебя мучает? - спросила она. - Я же вижу, как ты терзаешься. Я слишком тебя люблю, чтобы оставаться безразличной к этому.

От Омера не ускользнуло, что в ее словах, в общем-то мягких и нежных, скрыт горький упрек. Это его задело за живое, и он едва не вспылил опять.

- Ты права. Я должен раскрыть перед тобой все неприглядные стороны своего характера. Только, боюсь, ты станешь после этого… - Он не решался закончить фразу словами: «презирать меня» или «брезговать мною». Несмотря на то, что в душе он был способен на крайние формы самоуничижения, в выборе слов он оставался весьма осмотрителен. Но он тут же подумал, что сейчас не до ложного самолюбия, и с грубой прямотой произнес: - Я боюсь, что ты станешь презирать меня, брезговать мною и даже бояться!

Маджиде с недоверием посмотрела на мужа.

- Не думаю, - тихо сказала она. И добавила, словно поясняя: - Не думаю, чтобы ты мог совершить что-либо постыдное…

Омер мгновенно переменился. Лицо его приняло прежнее отчужденное выражение.

- Значит, если я расскажу тебе и ты убедишься… - проговорил он.

Он не в силах был продолжать: снова не мог подыскать подходящего слова. Маджиде выжидательно смотрела на него.

Молчание это, наверное, продолжалось бы долго, если бы в дверь не постучали. Никто из них не сказал: войдите. Однако дверь распахнулась, и на пороге возник Нихад.

- В чем дело? - выкрикнул Омер.

Нихад, не рассчитывавший на такой прием, на мгновенье остолбенел.

- Так-то вы встречаете гостей, - наконец проговорил он и улыбнулся.

- Да нет, мой милый, - -извиняющимся тоном проговорил Омер. - Ведь уже полночь, я думал, что-нибудь случилось.

- Какая полночь! Еще только девятый час. Я хотел поговорить с тобой и даже пройтись, конечно, с позволения твоей супруги, - сказал он, обернувшись к •Маджиде.

Та пожала плечами и отвернулась.

- Хорошо, пойдем, - проговорил Омер, не глядя на жену. Потом спросил ее: - Ты не возражаешь?

Маджиде кивнула головой.

Молодые люди ушли.

Еще на лестнице Нихад взял Омера под руку.