Ричард Олдингтон - "Да, тетя"

— Я не сомневаюсь, — воскликнул он, — что могу писать не хуже, чем большинство тех, кого сейчас печатают!

Услышав эти слова Освальда, всякий, кто сталкивался с молодыми талантами, понял бы, что его дело дрянь. Но на тетю Урсулу они произвели впечатление.

— По-моему, Освальд, тебе незачем хоронить себя в деревне. Ты будешь там скучать и попусту терять время. А кроме того, литератору, — мысль, что в семье завелся литератор, уже наполняла ее гордостью, — литератору необходимо развлекаться и поддерживать знакомства. Прежде чем выпустить книгу, ты должен накормить обедом всех влиятельных критиков и расхвалить романы, написанные их женами.

Теперь настала очередь Освальда отдать должное ее прозорливости в литературных вопросах.

— А почему бы вам тоже не писать книги, тетя? — вскричал он. — Мы могли бы работать вместе.

Польщенная до глубины души, тетя Урсула так живо откликнулась на этот комплимент, что Освальд тут же оказался втянутым в совместное исследование на тему «Двор Людовика XV». Как все казалось легко и приятно! Тема есть, ты пишешь книгу, издатели соревнуются за честь и прибыль, которую она им принесет, ты подмазываешь критиков — et voilá! {7} 7 Вот и все (фр.). Богатство и слава!

У тети Урсулы щитовидная железа тоже, по-видимому, работала на полный ход.

— Придумала! — вскричала она. — Освальд, ты должен жениться!

— Что? На женщине? — возопил он в ужасе.

— Ну разумеется. Какие странные вопросы ты задаешь, Освальд.

— Но мне пришлось бы содержать ее на свои долги, — сказал он с тоской.

— Не говори глупостей. Ты молодой человек приличной наружности, из очень хорошей семьи, у тебя есть кое-какие средства, а впереди — карьера. Женихов сейчас мало, Освальд. Те молодые люди, которые не загубили свою жизнь зря в этой ужасной войне, видимо, предпочитают развлекать друг друга. В разумных пределах ты вполне можешь выбирать. Мы тебе подыщем славную, умненькую девушку со скромным приданым, чтобы она заботилась о тебе и о твоей карьере. Ну-ка, подумаем, кто у нас есть на примете?

И тетя Урсула стала перебирать фамилии и банковские счета, точь-в-точь как лошадник перебирает стати и родословную фаворита. Освальд сидел молча, придавленный новым горем. У него хватило ума не перебивать тетку — он понимал, что она расплющила его, как нежный цветок, между страницами своей чековой книжки. А тетя Урсула, с восторгом предвкушая новый интерес и новые занятия — ведь жизнь бывает порой скучновата, — тетя Урсула проявила похвальную щедрость. Она дала ему чек на сто пятьдесят фунтов, чтобы на первое время заткнуть рот управляющему банком, а остальное пообещала собрать у других теток. Освальд пробормотал невнятные и скорбные слова благодарности. Утомительная эта сцена заняла столько времени, что теперь ему надо было мчаться в ресторан, наскоро пообедать, а оттуда — галопом в Альгамбру. Он промямлил что-то насчет делового свидания.

— Я хотела предложить тебе пообедать у меня и обсудить твое будущее, — сказала тетушка, поджав губы, — ей все еще мерещилось, что где-то в жизни Освальда кроется разорительная женщина, и явный ужас, который внушала ему женитьба, только усилил это подозрение. — Но если у тебя деловое свидание, то, конечно, тебе надо идти. Завтра ты всерьез начнешь работать на новом поприще. А я пока набросаю кое-какие свои мысли, — ее так и распирало от смиренной гордости, — для книги о нашем милом Людовике Пятнадцатом; ты можешь потом использовать их, как захочешь. Приезжай ко мне обедать завтра. Нет, завтра Руперт дает фортепьянный концерт. Приезжай послезавтра, и мы все обговорим. А я уж постараюсь найти тебе самую прелестную невесту.

— Спасибо, тетя, — кротко промолвил Освальд.

Очень грустный, очень смирный Освальд любовался в тот вечер на сказочный мир русского балета. Правда, чек у него в кармане. Правда, он пока спасен, но какой ценой! Казалось, балет утратил часть своей прелести. Даже ореол Мясина {8} 8 Мясин (Массин) Леонид Федорович (1895–1979) — русский танцовщик, балетмейстер. Солист труппы С. Дягилева, участник балетных Русских сезонов за границей. и тот померк. Освальд добрался до постели совершенно без сил и в полнейшем угнетении духа.

Вкусить всю прелесть бездельной жизни литератора Освальду мешало его зависимое положение и бешеная деятельность тети Урсулы. Историки отмечают, что в вырождающихся династиях исконные мужские добродетели дольше всего сохраняются в женщинах. Так, во всяком случае, обстояло дело с династией Карстерсов. Сколько ни рылся Освальд в своей душе, он не мог найти в ней ни следа честолюбия, жажды успеха и признания. Ему хотелось жить легко, спокойно, без забот, как в блаженные дни до страшного удара, который нанес ему управляющий банком. Он чувствовал слабость во всем теле и жалел, почему он не старая дева, от которой никто не ждет решительных поступков, и главное — карьеры. За сорок восемь часов, что прошли до обеда у тети Урсулы, Освальду ценой тяжких изнурительных усилий удалось сделать три дела. Он отнес чек в банк, и ему разрешили взять со счета десять фунтов на текущие расходы. Он написал на листе писчей бумаги: «Освальд Карстерс. — Елизаветинская драматургия». Он побывал в Лондонской библиотеке и ужаснулся количеству книг на тему, которую считал только своей. Подобно Лабрюйеру {9} 9 Лабрюйер Жан (1645–1696) — французский моралист, известный своими афоризмами, автор книги «Характеры». (которого он не читал), Освальд сделал открытие, столь пагубное для плодотворности литературного труда, — что все уже было сказано. Кропотливое усердие, породившее эти горы никчемной писанины, вызвало у него отвращение. Он почувствовал, что писать — это не занятие для джентльмена.

Зато тетя Урсула в больном воображении Освальда каким-то колдовством превратилась из одной в целую дюжину неутомимых и зловредно-назойливых теток. Не успели они сесть за стол, как она в присутствии тактичного лакея в белых перчатках, маячившего на заднем плане, отравила Освальду первую же ложку супа словами:

— Ну, мой дорогой, как подвигается твоя новая работа?

Утаив, что он написал лишь заглавие книги, которую, как ему теперь было ясно, он никогда не сумеет начать, а тем более закончить, и что писательство уже претит ему не меньше чем любая другая деятельность, Освальд пустился в подробный, но путаный отчет о своих разысканиях в библиотеке.

— Материала гораздо больше, чем я думал, — сказал он, — и хотя начало сделано, я уже вижу, что предстоит огромная подготовительная работа.

Тете Урсуле так не терпелось похвастать собственными подвигами, что она почти не заметила угрюмости Освальда и не потрудилась правильно ее истолковать. Она сказала: