Владислав Ванчура - Пекарь Ян Маргоул

Зимняя ночь — и напрасен зов.

— Да если б был июньский полдень, — сказала Йозефина, — и вся площадь глазела б на наш голод, и тогда зря только звали бы мы на помощь, разве что вместе с нами завопили бы все бедняки.

— Да, — ответил Ян. — Но бедняки так же немы, как ты и я, как Рудда. Впрочем, даже если дать по дукату каждому бедняку — разве это поможет? Были у меня деньги Дейла и деньги Рудды — где они? Власть над деньгами — вот в чем богатство, а сами деньги — только знак этой власти.

Между тем близился срок платы за аренду, и Маргоул отправился в замок. Он шагал по той же дороге, что полгода назад, по теперь опасения занимали в душе его место надежды. В пути он несколько раз останавливался, а когда в конце концов вошел в ворота замка — ноги его были такие же тяжелые, как сердце.

Герцогскому управляющему было известно, как живется арендатору в разрушенной мельнице; он знал о всех починках и о том, что выручка скудна, но не сомневался, что арендная плата будет внесена вовремя.

Когда Маргоул вошел, управляющий разговаривал со служащими; увидев Яна, он отослал его к казначею — платить. Маргоул медлил.

— Я не принес денег, — вымолвил он наконец. — У меня нет.

Управляющий поднял глаза, и взгляд его настиг Маргоула, как проклятье — грешника.

— Эт-то что еще?

— Нет у меня денег, — повторил Ян недрогнувшим голосом.

Усердие высекло из взгляда панского слуги новые искры; и Маргоул в третий раз повторил, что у него нет денег.

Я починил вам мельницу, и если б у меня хватило средств на приводные ремни и некоторые детали, которые нельзя исправить, можно было бы пустить воду.

Все это меня не интересует, я не нанимал вас для такой работы.

Когда я просил у вас надельготскую мельницу в аренду, вы были снисходительней, сударь, — промолвил Ян.

Да, но вы этой снисходительностью злоупотребили, — возразил тот. — Прошло шесть месяцев — платите!

— А если не могу, что вы сделаете? — спросил Ян. Управляющий заколебался — секунда повисла над его губами, как молот над поковкой. Потом он сказал:

— Будь мельница моя, я бы, может, не решился выселять вас среди зимы; но я только управляю владениями герцога. Итак, платите, что следует, а не заплатите — вас выдворят силой, по суду.

Оставалось только ударить Яна по лицу и выставить его за дверь, но управляющий не был настолько последователен; он уткнул нос в бумаги и сделал вид, будто собирается писать.

— Это все, — сказал он. Маргоул ответил:

— Мне некуда идти, и я буду ждать — пускай будет все так, как вы сказали.

Он побрел домой, оставляя в глубоком снегу жалкую цепочку следов. Надо было идти; он шагал, устремив все внимание на отпечатки своих чиненых башмаков.

Лес был белый, и поле белое. Вороны слетались к амбарам, низкое солнце стыло над горизонтом.

Наконец он пришел домой и стал рассказывать. Йозефина ужаснулась.

— Просить было напрасно, — сказал Ян. — Управляющий — слишком усердный исполнитель, и герцогская казна того требует.

— Значит, нас выселят по суду!

Да, — ответил Ян. — Придется уезжать из Надельгот, как уехали из Бенешова.

Теперь гораздо хуже, Ян. Неужели ты не мог попросить, чтоб он дал нам отсрочку?

Дело не в словах; я мог говорить что угодно, а нужны были только деньги.

Тогда почему ты его не ударил?! — воскликнула Йозефина.

Но Ян считал, что отчаиваться рано, они еще не на улице, а впереди ночь и день, прежде чем что-нибудь изменится. Последний час не настал.

Лик чудовища после того, как оно село во главе стола и ест и спит с нами, не так уж страшен. Дом Яна стал прибежищем горя-злосчастья; оно клало костлявые руки ему на грудь и ело из одной миски с Яном Йозефом. Бескровное, одетое в будничность, глазеет оно из темного угла, по при виде его никто не замирает от ужаса. Оно — тут. Скулит, сипит, хрипит — бедняки хорошо знают его голос. Опять явится судебный исполнитель, и Маргоулы потащатся дальше со всеми своими пожитками. И горе-злосчастье, каркая, поплетется за их тележкой. Таков дом, таковы дороги бедняка. Йозефине хотелось бы плакать день и ночь — по много дела на кухне, и жена должна ежедневно творить чудо приготовления обеда.

— Ешьте, — говорит она, когда похлебка на столе. Соленая, горячая похлебка во сто раз полезнее слез. День, настигаемый ночыо, сменялся новым днем, а от управляющего не приходило вестей. Так миновал месяц.

Тогда в Надельготы прикатил на паре Немец, боусовский мельник; осмотрев мельницу, он сказал Яну;

Я ее арендую, только я не такой дурак, чтоб соглашаться на плату, которую назначили вам. Мельница малость приведена в порядок, и, хоть немногого стоит, я все-таки хочу попробовать. Что касается вас, может, договоримся, сам я не собираюсь переезжать в эту глушь. Здесь будет жить мельник Дурдил и, если хотите, вы.

С большой охотой, — отозвался Ян.

Боусовский мельник был скряга и шкурник, из тех, что в кармане кожаных штанов носят бумажник, туго набитый сотнягами, и до смерти не любят выпускать гроши из рук. Космы его волос спадали на воротник, грязная пасть издавала трубные звуки. он чуть не лопался от самоуверенности, трубя свою волю во все стороны.

Оставайтесь тут, — приказал он Яну и один облазил всю мельницу. — Вы будете жить в комнате, каморку займет мельник.

Ладно, — ответил Ян, — но скажите мне, на каких условиях и что я должен буду делать для вас?

Печь хлеб; я буду давать муку, и вы через день будете выпекать по сорок буханок определенного веса; насчет дров я решу позднее.

Выходило, что Маргоул делался подручным мельника, не получая никакого вознаграждения, если не считать жилья да права выпекать из Немцовой муки немного хлеба для себя. Но Ян не мог отвергнуть предложение.

Сад и те несколько деревьев за мельничной запрудой — мои, но, если хотите, могу сдать их вам в аренду за отдельную плату.

Эти дички? — удивился Ян. — На что они мне?

Коли будете думать только о своей выгоде, мы с вами каши не сварим, — заявил бородач.

Ян ответил:

— Поверьте, сударь, я ничего не требую и ни о чем не хлопочу, кроме одного: чтоб зарабатывать хоть пятьдесят гульденов. Я слишком долго работал на этой мельнице даром, да и покалечился малость. Думаю, вряд ли вы арендовали бы надельготскую мельницу год назад, когда перекрытие держалось вон на тех трухлявых балках, крыша протекала, а на чердаке пол прогнил!

— В чем дело, — сказал мельник, — вас никто не заставляет, можете уходить, если угодно. Но фруктовый сад, заборы, ограда и весь двор не должны оставаться в таком жалком виде, как сейчас. Подумайте и решите, что лучше — жить тут или убираться? Так что, Маргоул, берите-ка вы весною кельму да пилу и принимайтесь за работу; когда-нибудь я вас отблагодарю, и за деревья тоже.