Нацумэ Сосэки - ТАУЭР

Рассказывают, будто некогда в одном из помещений первого этажа сэр Уолтер Рэли, находясь в заключении, трудился над рукописью своей «Всемирной истории». Я так и вижу, как он сидит в коротких брюках, по моде елизаветинских времён, перекинув через колено обтянутую шёлковым чулком ногу, и, чуть склонив голову набок, задумался, опустив кончик гусиного пера на бумагу… Но эту комнату повидать мне не удалось.

Если войти в Белую башню с южного входа и подняться по винтовой лестнице на второй этаж, попадаешь в знаменитую Оружейную залу. Очевидно, время от времени оружие протирают и чистят, потому что оно ярко блестит. В Японии я только читал об этих доспехах в учебниках истории и в романах и никак не мог составить себе о них ясного представления, поэтому очень обрадовался, увидев теперь всё своими глазами. Впрочем, радость оказалась недолговечной — сейчас я уже опять всё начисто позабыл, так что в конечном итоге вернулся к исходной точке… Помнится, особенно восхитили меня защитные латы, а среди них наибольший восторг вызвали, безусловно, доспехи Генриха VI [16] Генрих VI (1421–1471) — король Ланкастерской династии; во время войны Алой и Белой розы попал в плен к сторонникам дома Йорк и был убит в Тауэре. — все сплошь из стали, местами инкрустированы слоновой костью… Но самое удивительное — размер! Такие доспехи мог носить только мужчина громадного, по меньшей мере двухметрового роста, а то и выше… Я с восхищением разглядывал эти латы, когда за спиной раздались лёгкие шаги; оглянувшись, я увидел, что ко мне подошёл «биф'итер» [17] «Биф'итер» — букв.: «едок говядины» (англ.). . При этом слове можно подумать, будто речь идёт о человеке, который питается исключительно одной лишь говядиной. В действительности, однако, это нечто совсем другое — так именуются стражи лондонского Тауэра. На голове у них шляпа, похожая на расплющенный цилиндр, одежда напоминает блузу художника, рукава пышные, с буфами, причём блуза не одноцветная, а с узором. Узор весьма примитивный, всего-навсего переплетённые под прямым углом линии, и очень напоминает узор на малицах, какие носят люди племени айну… Иногда эти «биф'итеры» даже вооружены копьями. Копьё короткое, с рукояти свисает кисть из длинных шерстяных нитей — такими копьями вполне могли бы сражаться герои романа «Троецарствие»… [18] «Троецарствие» — классический китайский средневековый роман Ло Гуаньчжуна (XIV в.), издавна широко известный в странах дальневосточного региона (русский перевод: Ло Гуаньчжун. Троецарствие. М., Художественная литература, 1984). И вот один из таких «биф'итеров» подошёл ко мне и остановился чуть позади. Невысокий, довольно полный, с окладистой седой бородой.

— Если не ошибаюсь, вы японец? — с улыбкой спросил он.

У меня не было ощущения, что ко мне обратился мой современник-англичанин. Казалось, он вынырнул откуда-то из прошлого, отстоящего от наших дней лет на триста — четыреста, или же, наоборот, меня занесло куда-то на несколько столетий назад.

Я молча кивнул.

— Подите сюда! — сказал он, и я пошёл за ним следом.

Указав на старинный японский панцирь, он поглядел на меня, как бы говоря: «Видали?» Я снова молча кивнул.

— Это подарок из Монголии Карлу II [19] Карл II (1630–1685) — английский король. , — объяснил мне «биф'итер».

Я кивнул в третий раз.

…Выйдя из Белой башни, направляюсь к башне Бичем, по пути прохожу мимо выставленных в ряд трофейных пушек. Впереди небольшое пространство обнесено железной оградой, в одном месте на цепочке висит табличка. Читаю — оказывается, на этом месте вершились казни. Человека, брошенного на два, на три года, а то и на десять лет в подземелье, куда не проникает ни единый луч солнца, внезапно вытаскивают оттуда, но лишь затем, чтобы он очутился здесь, в этом месте, ещё более страшном, чем подземелье. О счастье! Впервые за столь долгое время снова увидеть синее небо!.. Но человек не успевает опомниться, как в глазах у него темнеет, он не успевает даже толком понять, где он и что с ним, а сверкающий сталью топор уже разрезает со свистом воздух, и льётся кровь, наверно, ещё при жизни уже остывшая…

На землю слетает ворон. Глядит на меня, сложив крылья, навострив клюв, и кажется, будто вся скорбь, весь безысходный гнев тех, чья кровь лилась здесь на протяжении столетий, воплотились в облике этой проклятой птицы, чтобы вечно сторожить злосчастное место. В кроне вяза шелестит ветер. Вдруг замечаю — на дереве сидит ещё один ворон. Спустя минуту прилетает и третий. Непонятно, откуда они взялись… Неподалёку от меня стоит молодая женщина с мальчиком лет семи и тоже смотрит на птиц. Правильный, прямой носик, прекрасные глаза, блестящие, как драгоценные камни, изящная линия шеи в немалой степени взволновали мне душу.

— Ворон! Ворон! — взглянув на женщину, удивлённо говорит мальчик. Потом просит: — Наверное, ему холодно… Можно, я дам ворону хлеба?

— Эти вороны ничего есть не станут… — не отвечая на вопрос мальчика, бесстрастным тоном тихо говорит женщина, пристально глядя на птиц блестящими из-под длинных ресниц глазами. — Их здесь пять, этих воронов. — Лицо её так сосредоточенно, так серьёзно, как будто она погружена в свои мысли.

…Уж нет ли какой-то таинственной связи между нею и этими птицами? Она говорит о повадках воронов, как будто они ей давно хорошо известны, и хотя воронов всего три, почему-то утверждает, будто их пять…

Я покидаю странную женщину и один вхожу в башню Бичем.

«История Тауэра — это история башни Бичем, а история башни Бичем — это непрерывная цепь трагедий. Каждый, кто входит на первый же этаж этой башни, построенной в конце XIV столетия, при восшествии на престол Эдуарда III [20] Эдуард III (1312–1377) — английский король, претендовавший также на владение обширными землями на территории Франции. При нём началась так называемая Столетняя война с Францией. , сразу видит на стенах бесчисленные надписи — сгусток страданий множества поколений. Эти надписи, вобравшие в себя весь ропот, весь гнев, всё отчаяние и муки узников, — единственная возможность хотя бы таким способом поведать о своих страданиях и муках, — и поныне леденят сердце каждого, кто их видит. Люди, холодным стальным остриём вырезавшие эти знаки на бесчувственных стенах, чтобы рассказать о постигшей их злой судьбе и мучениях, навеки сгинули в бездонной пропасти Прошлого, оставив лишь бесплотные буквы в нашем суетном мире. Невольно дивишься — уж не в насмешку ли над собственной горькой участью высекли они эти знаки?

Известно, что в мире существует так называемый шифрованный условный язык; например, скажут «белый» — подразумевается «чёрный», слово «малый» означает «большой»… Но, пожалуй, самый условный, самый нелепый язык на свете — это слова, которые умирающий оставляет на память о себе миру.