Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбери и другие

Он не ошибся. Мистер Слинсби тут же положил его на обе лопатки.

— Ах, — сказал он высокомерно, — в таком случае мне вряд ли есть смысл входить в частности. Ладно, попробую объяснить на пальцах.

В представлении мистера Слинсби объяснить на пальцах значило высыпать на Билла кучу терминов вроде условий труда, обменного курса и экономической целесообразности, так что после первых же десяти слов тот начал задыхаться, словно выброшенная на берег рыба. Ни одна деревяшка на фабрике мистера Парадена не превращалась в целлюлозу так тщательно и основательно, как Билл по прошествии пятнадцати минут. А когда мистер Слинсби перевел дыхание и собрался начать главу вторую, Билл дрогнул. Он понимал, что отступает в беспорядке, бросая поле боя противнику, но деваться было некуда. Он взглянул на часы, пробормотал извинения и встал. Ободренный победой, мистер Слинсби вновь превратился в саму сердечность.

— Пора идти? — спросил он. — Я тоже, наверное, двинусь.

Он потребовал счет, размашисто подмахнул, бросил на тарелку серебряную монету, царственно кивнул растроганному официанту и первым вышел в дверь.

— Нам по дороге?

— Я собираюсь домой. Мне надо написать несколько писем.

— А почему не в клуб?

— Я не состою ни в одном из лондонских клубов.

— Надеюсь, вы хорошо устроились. Если вздумаете переехать, сошлитесь на меня в «Регале», вам все сделают.

— Я снял квартиру на три месяца, — сказал Билл, решивший никогда и ни при каких обстоятельствах не ссылаться на мистера Слинсби.

— А где?

— В Баттерси. Доходный дом Мармонт.

Мистер Слинсби изогнул черную бровь.

— Баттерси? Как вас угораздило забраться в такую дыру?

— Там дешевле, — сквозь зубы процедил Билл.

— Такси! — вскричал мистер Слинсби, не желая углубляться в эту постыдную тему. И он укатил, словно римский император на церемониальной колеснице.

Так странно устроен человек, что именно это неприкрытое презрение к его скромному обиталищу окончательно скрепило Биллову неприязнь. Заносчивость промышленного воротилы, театральная похвальба, целлюлозно-бумажная лекция — все это еще можно было бы снести. С трудом, но проглотить. Последнее оскорбление — никогда. Самый взятый в наем, самый что ни на есть меблированный дом — всегда дом, и гордому человеку обидно, если всякие синие подбородки начинают его хулить. К тому времени, когда Билл вставлял ключ в замок квартиры номер девять доходного дома Мармонт, он достиг той степени злобной взвинченности, которую способны исцелить лишь сигара и домашний халат. Он снял пиджак, воротничок, галстук и ботинки; зажег трубку и расположился на диване в гостиной. Его одолело глубокое раздумье.

— Чертов пустозвон!

Снова раздумье.

— Он-то во всем и виноват.

Снова глубокое раздумье.

— Я уверен, что он — мошенник. И буду за ним приглядывать.

Билл все еще обдумывал свое непреклонное решение, когда в дверь позвонили. Он неохотно поднялся, уверенный, что это Джадсон снова забыл ключ, прошел по коридору и открыл дверь.

Это был не Джадсон. Это была девушка.

Последовало молчание. Молодой человек, воспитанный в традиционных взглядах на одежду, всегда теряется, если выйдет встречать приятеля, не удосужась надеть пиджак, воротничок или ботинки, и столкнется нос к носу с незнакомой девушкой, к тому же — исключительно хорошенькой. Мы знаем, что Билл любил Алису Кокер, однако зрения он не утратил и потому был способен заметить, насколько девушка хороша. Девушки, разумеется, делятся на две категории — Алиса Кокер и все остальные, но невозможно скрыть, что эта занимала среди всех остальных весьма заметное положение. Она была стройная, белокурая, к ее складной фигурке очень шло платье из какой-то коричневой материи. Строго говоря, оно было бежевое, но Билл в таких тонкостях не разбирался. Он больше смотрел на глаза. Они были голубые-голубые и казались необыкновенно широкими. Девушка смотрела на Билла, да еще как, с недоверчивым ужасом, будто он ударил ее в самое больное место.

Билл покраснел и попытался спрятать ноги под коврик. В торговых рядах Барлингтона его носки выглядели великолепно, но сейчас он охотно прикрыл бы ярко-зеленые и розовые полоски. Билл мрачно размышлял, как опрометчиво поступает молодой человек, когда в этом полном внезапностей мире средь бела дня снимает ботинки. Таким образом, в первые минуты он не сделал ничего, чтоб завязать оживленный разговор. Девушка заговорила первой.

— Господи! — вскричала она.

Билл чувствовал, что дела идут все хуже и хуже.

— Ведь это же, — продолжала она, моргая огромными голубыми глазами, — мистер Вест?

Вдобавок к прочим неловкостям Билл почувствовал, что покрывается холодным потом. Мало того, что он вышел к этой исключительно хорошенькой девушке босым, беспиджачным, безворотничковым и, как он теперь видел, дыряво-носочным: мало этого, она его помнит, а он ее напрочь забыл. Если бы он просто запамятовал имя и мучительно силился приклеить ярлык к знакомому лицу. Так нет, он ее не узнал, у него не возникло даже проблеска.

— Вы меня забыли!

— Забыл вас?! — стойко отвечал Билл, чувствуя, как кто-то могучий ворочает в его желудке колом. — Конечно, нет! Забыть вас! — Он металлически рассмеялся. — Тоже скажете! Просто… просто у меня ужасная память на имена.

— Фелисия Шеридан.

Билл понял, что становится серым.

— Фелисия Шеридан, — сказал он. — Шеридан. Ну конечно.

— Учитывая, что вы спасли мне жизнь, — сказала Флик, — мне было бы обидно, если б вы забыли меня совсем.

Одно из преимуществ героических поступков в том, что они легко вспоминаются. Билл, к счастью, лишь однажды спас чужую жизнь. Ему сразу и заметно полегчало.

— Силы небесные, ну конечно! — вскричал он. Теперь был его черед впиться глазами в ее лицо.

— Вы так изменились, — сказал он.

— Правда?

— А то! — захлебнулся Билл. — Последний раз я видел вас тощей девчонкой — одни ноги да веснушки… я хотел сказать… — Он сдался. — Может, зайдем?

Они вошли в гостиную. Билл поспешно сунул ноги в бесстыдно лежащие у дивана ботинки и лихорадочно начал пристегивать воротничок. Это заняло время, и потому Флик, деликатно смотревшая в другую сторону, успела разглядеть комнату. При этом ей трудно было не заметить фотографии мисс Алисы Кокер. Если полдюжины и ускользнули от ее взгляда, то остальные шесть были на виду.

Что-то вроде тени пробежало по ее лицу. Она уговаривала себя быть разумной. Вряд ли можно было ждать, чтобы такой замечательный молодой человек за пять лет не угодил в чьи-нибудь сети. К тому же, они встречались всего раз десять, и она была, как он только что сказал, тощей девчонкой, ноги да веснушки. Более того, она обручена с достойным молодым человеком, которого — да, да — очень и очень любит. И все равно по лицу ее пробежала тень.