Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

Когда прочитала Ривка письмо своего отца, укрепилась она в своем решении и начала приготовления к свадьбе дочери. Назначила день хупы и выделила место для молодой четы в доме: не может Шифра жить в другом месте, так как Файш требует особого ухода; нельзя оставить его на одну Ривку — она должна ходить на рынок и обходить дома с кофе, который она жарит для своих соседей.

За три дня до хупы пошел Ицхак к реб Алтеру, чтобы пригласить Гинду-Пуу на свою свадьбу. В тот день реб Алтер лежал в кровати больной. Так как лежать без дела он не привык, а учиться с книгой в руках не мог из-за болезни, лежал он и просматривал свой блокнот с именами младенцев, которым сделал обрезание. Много раз хотелось ему знать, сколько их всего было, но он удерживался от подсчета имен (плохая примета). Под конец выпустил он из рук блокнот и прошептал: «Владыка мира! Творец всего живого! Тебе известно их число, да будет воля Твоя, чтобы ради потомства Авраама, любящего тебя, которое ввел я в союз с Тобой, Ты поднял меня с миром с постели и дал мне силы служить тебе всем сердцем». Потом положил он свой блокнот в изголовье и принялся припоминать детей, всех, кому сделал обрезание, и был счастлив, что все они — люди богобоязненные, и даже Ицхак, сын Шимона, про которого сплетничали, что свернул он с дороги, тот тоже вернулся на путь истинный.

Вошел Ицхак. Приподнял реб Алтер голову и сказал: «Благословен пришедший, Ицикл! Гость вовремя явился! Подумал я о тебе, и вот — ты входишь. Видишь, есть в мыслях еврея такая сила, что она притягивает к нам близких нашему сердцу подобно магниту, притягивающему к себе железо. И если бы мы следили за чистотой своих мыслей, совершали бы чудеса. И в связи с этим, Ицикл, есть у меня обширное исследование о словах „задумал я пойти своим путем, а ноги привели меня к завету Твоему…“. Если человек задумывается о своем пути, в конце концов он возвращается к Торе. Тора называет изготовление скинии Завета и всех предметов в ней работой мысли. То есть благодаря силе хороших мыслей удостоились наши отцы сделать скинию Завета и все, что в ней; и в этом тайна слов Писания „…для боящихся Бога и думающих об имени Его…“, то есть из-за того, что все их мысли были именно о Боге, стали они боящимися Бога. Из того, что они боятся Бога, само собой вытекает, что все их мысли — о Нем, Благословенном. То есть когда еврей удостаивается того, что он думает о служении Всевышнему и размышляет о путях своих, он возвращается к служению Ему, Благословенному. И не стоит много говорить об этом, ведь каждый, кто немного знает жизнь, понимает, что это — абсолютная истина. А ты, Ицикл, пришел как раз тогда, когда сердце мое обратилось к добрым мыслям о тебе. Всегда должны быть направлены думы человека о своем друге во благо ему, ведь добрая мысль поднимает спрятанные божественные искры. И если даже человек опускается так низко, до глубин преисподней, Боже упаси, то когда вспоминают о нем к добру, воспоминание это светит ему во тьме. И также тот, кто думает хорошее о своем друге, удостаивается того самого света благодаря силе своих добрых мыслей, в смысле „…дает свет глазам обоих Всевышний…“. Теперь оставим эти рассуждения и послушаем тебя. Почему ты не садишься? Бери стул и садись!»

Взял Ицхак стул, и сел, и смотрел с грустью на реб Алтера. Сказал реб Алтер: «Сдается мне, что ты огорчен». Сказал Ицхак: «Вижу я, что рабби Алтер лежит в кровати. Боже сохрани, не болен ли он?» Улыбнулся реб Алтер и сказал: «Я не болен, не болен. Если бы был я у себя в городе, был бы болен. Почему? Гинда-Пуа, чтоб она была здорова, пригласила бы врача. Пришел бы врач, и прописал бы мне лекарства, и предупредил бы домашних, чтобы ухаживали за мной хорошенько. Тотчас приходят мои сыновья, и дочери, и зятья, и невестки и стоят вокруг моей постели с помрачневшими лицами. Один спрашивает: отец, тебе полегче? Меньше болит? Другой спрашивает: отец, тебе хуже? И каждый балует меня, как умеет. Тем временем приходят влиятельные люди, люди с положением, навестить меня, больного, и вздыхают (они хорошие люди, с добрым сердцем), и я тоже вздыхаю вместе с ними, чтобы они видели, что не зря побеспокоили себя. В конце концов, я бы заболел. Сейчас, когда я, слава Богу Живому, живу в Иерусалиме, и нет у нас лишних денег, чтобы тратить их на врачей и лекарства, и никто особо не беспокоится обо мне, кроме моей супруги, чтоб она была здорова, сейчас я уверен, что не сегодня-завтра, если будет на то воля Божья, встану я здоровым. Разве не так, Гинда-Пуа?» Сказала Гинда-Пуа: «Если бы ты жил в нашем городе как человек, и ел бы человеческую пищу, и одевался бы как человек, и не пил бы эту дурную воду, не заболел бы ты». Сказал реб Алтер: «Разве хорошо говорить так? Благодаря праведным женщинам вышел народ Израиля из Египта, а эта женщина удостоилась жить в Эрец Исраэль, в Иерусалиме, Святом городе, а говорит такие вещи, что невозможно их вынести». Сказала Гинда-Пуа: «Разве запрещено говорить правду?» Сказал реб Алтер: «…Народ Израилев мерзости не сделает и лжи не произнесет… да только тогда это правда, когда она правда от начала и до конца, то есть когда мы верим, что все — по воле Благословенного. А для этого нам нужна светлая голова, как мы видим у пророка Даниэля, любимого Богом, который молился, чтобы дал ему Господь разум понять Его правду. И так говорил царь Давид (мир праху его): „Да пошлет мне Всевышний Свою милость и откроет Свою правду“. И когда мы удостаиваемся понимания, что правда — это милость, мы приближаемся к корню истины. Мы радуемся абсолютно всему, что происходит с нами, в особенности здесь, в Эрец Исраэль, которая сама — источник истины. Как говорится: правда из Эрец придет, ибо корни истины в Эрец Исраэль. И сказано, что справедливость свыше дана, все что от Благословенного, — это справедливость… Итак, Ицикл, в добрый часты пришел, и наверняка добрая весть у тебя на устах. Послушаем и порадуемся».

Сказал Ицхак: «Знаю я, что у рабби Алтера больные ноги и он не может прийти на мою хупу, может быть, уважит меня Гинда-Пуа и придет?» Сказала Гинда-Пуа: «Огромная у тебя просьба! Неужели ты мог подумать, что я не приду? И даже если бы ты и не пригласил меня, я бы не пришла? Мальчик, одинокий, как камень в поле, а я не буду танцевать на его хупе? Ицикл, где твой разум? Ведь я и твоя мама, да удостоимся мы с тобой жизни доброй и долгой, были близкими соседками, а ты говоришь: не уважит ли меня Гинда-Пуа и не придет ли? Приятно, когда воспитанный человек произносит уважительные речи, но что касается именно этого, все слова совершенно излишни. Теперь, подожди-ка, я принесу немного угощения, мы благословим тебя и поздравим».