Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

И еще вот что сделал Ицхак. Купил себе ткань и отдал сшить шесть новых рубашек, ведь те, что привез из дома, порвались; не потому порвались, что были ветхими, а потому, что он работал в них. И он должен быть благодарен прозелитке, стирающей его белье. Это она намекнула ему, что пришло время приобрести новые рубашки, и он послушался ее; но не последовал, ее совету, когда она попросила его принести в стирку также талит, ведь по своей наивности она даже не могла предположить, что есть евреи, не соблюдающие заповедь носить талит.

Все было в порядке у Ицхака, и дома и вне дома. Что нужно еврею? «Хлеб, чтобы есть, и одежда, чтобы одеться» [22] Пятикнижие, Берешит, недельная глава «И вышел…». , и дом, чтобы жить в нем, и вот ведь все эти три вещи были в его руках. И он уже начал откладывать копейку к копейке, чтобы купить себе зимнюю одежду. И уже тешил себя надеждами и думал: куплю я себе зимнюю одежду и буду снова откладывать копейку к копейке, накоплю десять-пятнадцать франков — и пошлю их отцу, чтобы помочь ему погасить часть долга, сделанного, чтобы добыть деньги мне на дорогу. Если бы не отдал Ицхак повару на корабле кожаный жилет, он не нуждался бы в другой одежде на зиму и отложил бы эти деньги для отца. Но то, что сделано, — сделано, да и нужно было это сделать, ведь повар кормил его в море. Тем не менее не выходил у него из головы этот жилет, спасавший отца от стужи. Ведь отец не подумал о себе и отдал его ему. Теперь, когда пришла зима и царит там жуткий холод, — что будет делать отец без этого жилета?

Ицхак много думал о своем отце. Теперь, когда он был далек от своего города и от дома и затихли все его споры с отцом, понимал Ицхак своего отца, видел, как велико его милосердие к своим сыновьям и дочерям, как тяжко он трудится для них. То, что Ицхак считал раньше само собой разумеющимся, стало подниматься в его глазах. На самом деле ничем не отличался отец Ицхака от остальных простых людей из народа, но даже в самом простом еврее, если захотим, можно увидеть величие и исключительность.

Итак, жил себе Ицхак со спокойной душой. Ничто не нарушало хода его жизни. Новый стул он еще не купил себе и не приобрел одежду на зиму, но приобрел себе новых друзей и не потерял старых.

И Рабинович, наш товарищ, тоже обосновался в городе. В Яффе был магазин готового платья, хозяева которого состарились, и было им трудно управляться с клиентами. Как-то раз одному из знакомых Рабиновича нужно было выехать за границу, и пошел с ним Рабинович, чтобы помочь подобрать для него одежду, ведь наш приятель Рабинович отлично разбирался в одежде — до своей алии он много лет служил в магазине готового платья у своего отца. Поняли хозяева магазина, что этот босяк — специалист. Заговорили с ним и спросили, не хочет ли он поработать у них в магазине. Подумал тот и принял предложение.

Два года прожил Рабинович в Эрец. Не было деревни, где бы он ни побывал. Находил работу — ел в этот день. Не находил работу — голодал. Устал он от превратностей судьбы и пошел служить в магазин. Два года прожил Рабинович в Эрец и, говорят, побывал даже в Галилее. Отвернулась от него Эрец и была с ним жестока. Мотыга его покрылась ржавчиной, и зубы его потемнели от голода. Как только подвернулась ему возможность заработать в другом месте, отдал он мотыгу своим товарищам и остался в городе. Когда покидал Рабинович, товарищ наш, магазин своего отца, не приходило ему в голову, что он вернется в торговлю, все его мысли были о деревне, а в результате оставил он деревню и ушел в город.

Служил Рабинович в магазине и зарабатывал больше, чем тратил. Ел и пил как человек, и жил в доме как человек, и был одет в приличную одежду и обут в лаковые туфли. О туфлях этих говорил Ицхак Рабиновичу: «Нравишься ты сам себе в этих лаковых туфлях, а я люблю тебя в твоих стоптанных сандалиях». На самом деле Ицхак любил Рабиновича всегда, но приятно ему было напомнить Рабиновичу тот день, когда увидел он его в стоптанных сандалиях.

Хотя оставил Рабинович свою мотыгу, идею завоевания труда не оставил. Он по-прежнему член «Хапоэль Хацаир», и подписан на газету «Хапоэль Хацаир», и следит за своими взносами строже, чем в бытность свою рабочим, и бережно хранит каждый номер газеты. Когда он был рабочим, служил ему «Хапоэль Хацаир» скатертью для стола, на который он ставил хлеб и маслины, а теперь лежат номера газеты — и нет на них ни пятнышка. Да только тогда не было ни одной статьи, не прочитанной им, а сейчас откладывает он газету в сторону, не заглядывая в нее, пока хозяйка дома или одна из ее дочерей не убирают ее в шкаф.

Хозяйка дома, где живет Рабинович, убирает ему комнату, и готовит обед, и стелит постель, и чинит его белье и носки. И относится к нему с любовью, как к родному, хотя он — еврей, а она — христианка. И дочери ее любят его, потому что есть им теперь с кем поговорить. До того как поселился у них Рабинович, они были близки к тому, чтобы позабыть человеческий язык, ведь христиане считают их еврейками, а выкресты делают вид, что не знакомы с ними, дабы не сказали про них, что «свояк свояка видит издалека». Предки их были евреями и баловали бы их, но они… родились христианками, и ни одна душа не желает приблизить их к себе. Уже прошли старые времена, когда их деды и прадеды служили в церкви певчими, казначеями, священниками. И даже поднимались до сана епископов. И дамы, и господа, и консулы со своими женами приходили послушать их проповеди. А сейчас стоят эти девушки в церкви, загнанные в дальний угол, и все сторонятся их. Как поступают христиане, так поступают и евреи. Только христиане отдаляются от них, потому что их предки были евреями, а евреи отдаляются от них, потому что их предки крестились. В прежние времена новым христианам достаточно было общества друг друга, так как с каждым годом присоединялись к ним все новые христиане. С тех пор как стали прибывать сюда сионисты, перестали евреи креститься, и вот — они погибают тут от одиночества.

А отчего их предки переменили свою веру? Когда бежали они из своих краев от ярости притеснителей в Эрец Исраэль, то попали в пустынную разрушенную страну и не находили никаких средств к существованию. Скитались они по помойкам без куска хлеба и без угла, пока не заболели от голода и страданий. Прицепились к ним миссионеры и стали лечить их от болезней и от истощения. Не успели они встать на ноги, как окунулись в воды крещения. Думали: что станется с нами, если прольют на нас немного воды? Но воды, в которые погрузилось тело, дошли до души. Пробили они брешь в народе Израилевом и вышли из еврейства. Их примеру последовали другие. И казалось, что придет конец ненавистникам евреев, ибо исчезнут евреи. Вдруг произошло нечто, и изменилось лицо Эрец Исраэль. Из России, и из Румынии, и из других стран прибыли молодые евреи, и не как их отцы — умирать в Эрец, а пахать и боронить ее землю. Глядели на них люди и поражались — не в силах Эрец прокормить человека, и не в силах еврея обрабатывать ее землю, ветер посеют и пожнут бурю. Но хотя не имели они никакой поддержки, пошли и купили себе землю, и основали поселения. Вспахали свои земли, и засеяли поля, и насадили виноградники, и вырыли колодцы, и построили себе дома. На полях созрел урожай, и в виноградниках поспели гроздья винограда. Жили они в мире и выращивали свой хлеб. А на евреев, покинувших свой народ, пало проклятие, и сгинули они. А те, что остались из них, доживали свой век в одиночестве.