Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба

— Передал, сэр, — отвечал Сэм. — Он расплакался, сэр, говорит о том, какой вы добрый и щедрый, и жалеет только, что вы не могли привить ему скоротечную чахотку, потому что его старый друг, который так долго здесь жил, теперь помер и ему негде искать другого.

— Бедняга! — вздохнул мистер Пиквик. — Да благословит вас бог, друзья мои!

Когда мистер Пиквик произнес эти прощальные слова, толпа разразилась громкими криками. Многие проталкивались вперед, чтобы еще раз пожать ему руку. Потом он взял под руку Перкера и поспешно вышел из тюрьмы; в этот момент он был гораздо пасмурнее и меланхоличнее, чем в тот день, когда впервые вступил в нее. Увы, сколько страждущих и несчастных оставалось в ее стенах!

Счастливый выдался вечер, по крайней мере для одной компании в «Джордже и Ястребе», и веселы и беззаботны были два человека, вышедшие на следующее утро из гостеприимной гостиницы. Эти двое были мистер Пиквик и Сэм Уэллер. Первого быстро усадили в удобную дорожную карету с маленьким сиденьем сзади, на которое проворно взобрался второй.

— Сэр! — окликнул мистер Уэллер своего хозяина.

— Что, Сэм? — отозвался мистер Пиквик, высовываясь из окна.

— Хотел бы я, сэр, чтобы эти лошади три с лишним месяца просидели во Флите.

— Зачем же, Сэм? — полюбопытствовал мистер Пиквик.

— А как же, сэр! — воскликнул мистер Уэллер, потирая руки. — Ну уж и помчались бы они теперь!

Мистер Бен Эллен и мистер Боб Сойер сидели в маленьком кабинете за аптекой, занимаясь рубленой телятиной и видами на будущее, и, наконец, их разговор коснулся практики вышеупомянутого Боба и имеющихся у него шансов добиться независимого положения с помощью почтенной профессии, которой он себя посвятил.

— И мне кажется, — заметил мистер Боб Сойер, обсуждая предмет беседы, — мне кажется, Бен, что они довольно-таки сомнительны!

— Что сомнительно? — осведомился мистер Бен Эллен, прочищая свои мозги солидным глотком пива. — Что сомнительно?

— Да мои шансы, — ответил мистер Боб Сойер.

— А я и забыл о них, — сказал мистер Бен Эллен. — Пиво мне напомнило об этом, Боб. Да, что и говорить, они сомнительны.

— Удивительно, как обо мне пекутся бедняки, — задумчиво продолжал мистер Боб Сойер. — Они стучатся ко мне во все часы ночи; лекарства принимают в невероятном количестве; мушки и пиявки они ставят с упорством, достойным лучшего применения; прибавления семейства поистине устрашающие. Шесть вызовов в один и тот же день, Бен, и все обращаются ко мне!

— Это чрезвычайно приятно, — изрек мистер Бен Эллен, пододвигая тарелку к рубленой телятине.

— О, чрезвычайно! — отозвался Боб. — Но было бы еще приятнее, если бы мне доверяли пациенты, которые могут уделить один-два шиллинга. Эта лавочка была превосходно изображена в объявлении, Бен: практика, обширная практика и больше ничего.

— Боб! — сказал мистер Бен Эллен, опуская нож и вилку и устремляя взор на своего друга. — Боб, я вам скажу, что надо делать.

— А что? — полюбопытствовал мистер Боб Сойер.

— Вы должны как можно скорее сделаться обладателем тысячи фунтов Арабеллы.

— Трехпроцентные консоли, занесенные на ее имя в книгах Управляющего и Компании Английского банка, — добавил Боб Сойер, обращаясь к юридической терминологии.

— Вот именно, — подтвердил Бен. — Она получит этот капитал, как только достигнет совершеннолетия или выйдет замуж. До совершеннолетия ей остается год, а если вы смело возьметесь за дело — не пройдет и месяца, как она будет замужем.

— Она — очаровательное, прелестное созданье, — отчеканил мистер Роберт Сойер. — Насколько мне известно, у нее есть один только недостаток. К сожалению, этим единственным недостатком является отсутствие вкуса. Я ей не нравлюсь, Бен.

— По-моему, она сама не знает, что ей нравится, — презрительно заметил мистер Бен Эллен.

— Возможно, — согласился мистер Боб Сойер. — Но, по-моему, она знает, что ей не нравится, а это куда важнее.

— Хотел бы я знать, — начал мистер Бен Эллен, сжимая зубы и напоминая скорее дикаря, пожирающего сырое волчье мясо, которое он разрывает руками, чем миролюбивого молодого джентльмена, приступающего с ножом и вилкой к рубленой телятине, — хотел бы я знать, не замешался ли тут какой-нибудь негодяй и не добивается ли он ее расположения. Мне кажется, я бы его убил, Боб!

— Я бы всадил в него пулю, попадись он мне только! — добавил мистер Сойер, прихлебывая пиво и злобно выглядывая из-за кружки. — А если бы это на него не подействовало, я бы ее извлек так, чтобы он умер при операции.

Мистер Бенджемин Эллен молча и задумчиво созерцал своего друга в течение нескольких минут и затем спросил:

— Боб, вы никогда не делали ей предложения?

— Нет. Видел, что все равно никакого толку не будет, — ответил мистер Роберт Сойер.

— Вы его сделаете не позже, чем через двадцать четыре часа, — объявил Бен с убийственным хладнокровием. — Она его примет, или я узнаю причину отказа. Я воспользуюсь своим правом.

— Ладно, — сказал мистер Боб Сойер, — посмотрим.

— Да, посмотрим, мой друг! — грозно ответил мистер Бен Эллен. Он помолчал, потом снова заговорил голосом, прерывающимся от волнения:

— Мой друг, вы с детства ее любили. Любили, когда мы вместе ходили в школу, и уже тогда она капризничала и оскорбляла ваше юное чувство. Помните, как вы в порыве детской любви просили ее принять два маленьких бисквита с тмином и сладкое яблоко — круглый пакетик, аккуратно завернутый в листок из тетради?

— Помню, — отозвался Боб Сойер.

— Кажется, она это отвергла? — спросил Бен Эллен.

— Отвергла! — подтвердил Боб. — Она сказала, что я очень долго таскал сверток в кармане штанов и яблоко согрелось, а это неприятно.

— Припоминаю, — мрачно сказал мистер Эллен. — После этого мы сами его съели, откусывая по очереди.

Боб Сойер меланхолически нахмурился, давая понять, что не забыл этого последнего обстоятельства, и оба друга на время погрузились в размышления.

Пока происходила эта беседа между мистером Бобом Сойером и мистером Бенджемином Элленом и пока мальчик в серой ливрее, удивляясь, почему так затянулся обед, тревожно посматривал на стеклянную дверь, томимый мрачными предчувствиями относительно того количества телятины, которое в конце концов уцелеет для удовлетворения его аппетита, — по улицам Бристоля степенно катил собственный одноконный экипаж темно-зеленого цвета, влекомый откормленной бурой лошадью и управляемый хмурым человеком, который ниже пояса напоминал своим костюмом грума, а выше — кучера. Такого вида экипажи обычно принадлежат старым леди, склонным к экономии; и в этом экипаже действительно сидела старая леди, его хозяйка и владелица.