Владислав Ванчура - Маркета Лазарова

Посмотрим, выкажет ли он охоту упорствовать? Пусть делает свое дело, ибо разбойнички питают слабость к закону божьему. Неровен час, забьет кто в схватке младенца, помрет нехристем. Зимой года нашего повествования ударили в декабре морозы, да такие жестокие, каким был тогдашний християнский люд. Копыта коней подпаливало морозом, будто раскаленной подковой, а коровьи соски покрывались ледышками. В этакую стужу славно греться у костра, но, черт побери, насколько же все-таки лучше тем, что спят дома или хотя бы на вязанке хвороста в хлеву! К несчастью, король прогневался на мошенников и разослал по саксонским дорогам солдат, дабы творили они суд и расправу. Козлик решил обороняться на Рогачеке, но пруд внезапно сковало льдом, и лед окреп настолько, что конные могли бы подступить чуть не под самые окна крепости. В открытом поле Козликова свора могла противостоять пяти десяткам солдат, да ведь как отгадаешь, сколько их подвалит!

«Миколаш, — не сбавляя волчьей побежки, сказал старик сыну, — возьми двух коней да турецкие ткани, сколько ни есть, да подарок для бабы подбери по своему разуменью. Поезжай к Лазару!»

И любезный сын, у которого багровые щеки на морозе превратились прямо в медные, сломя голову мчится в конюшню.

«Седлай жеребца!» — орет он челядину, подносящему ковш.

Вечно подымалась горячка, если кому-нибудь из этих господ что-либо взбредало в голову. Челядин швырнул ковш наземь. Не успела еще посудина дозвенеть, а он уже возле коней. Окаянный жеребец бьет копытом, встает на дыбы, и кобылы поворачивают к нему морды, а жеребята с протяжным ржанием сбиваются в кучу.

Меж тем Миколаш запускает в сундуки огромные свои ручищи, свои косматые когтистые лапы, и переворачивает вверх дном содержимое, долго не находя того, что ищет. Наконец извлекает богатую ткань. Ткань помята, потому как купец-армянин, что вез товар из Персии в Нидерланды, не отдал дорогую вещь добром, а, скрестив руки, судорожно прижимал ее к своей птичьей груди. Ткань забрызгана кровью. Ладно, агнца моего это наверняка не смущает. Он — отменный хранитель либо расхититель кладов, его ничто не встревожит. Однако! Два резких порыва ветра заставляют молодца оглянуться и захлопнуть крышку сундука. Драгоценная диадема — чуть не пополам! Но с подарком — решено; как всякие решения в те беспокойные времена, оно также припечатано ударом кулака.

Миколаш препоясывает чресла и надвигает железный шлем гребнем на нос. Гребень шлема на изогнутый с горбинкой нос гордеца. Рехнуться можно в этакой шляпчонке! Ну и пусть у тебя мозги приморозит!

Уже готовы кони, разбойник взнуздывает жеребца, а заботливый наставник и добрый папенька орет сыночку вслед, что надобно передать в соседском логове. С десяток слов — не более. Рассудительному хозяину представляется выгодным держать оборону, объединясь с проходимцами, которых он сто раз клял и поносил на чем свет стоит. Да и как иначе, ежели Лазаровы привидениями бродят по большакам, сушат исподнее на ивняке, а в сумерках крадут лошадей, нимало не заботясь о славном рыцарском обычае, повелевающем нам ясно выражать свой умысел и намерения, прежде чем сечь головы.

Выворачивать карманы прохожих, которых мы обезоружили! Срам какой! Но сейчас все-таки благоразумнее смотреть сквозь пальцы на этих вахлаков. Вместе с дворней у Лазара — двадцать три души, да у Козлика — тридцать девять. Могли бы вдарить с тыла заспанной пехоте, что таскается по дорогам с клеветниками барабанщиками, губастыми трубачами, в доску пьяными маркитантами и девкой, задравшей юбку выше колен. О, если бы полк состоял из одних искателей приключений! А то ведь во главе войска — капитан, а у него — охрана с тыла, охрана с фронта, охрана с флангов. Ведь подступают дружины конные и дружины пешие, держащие порядок и строй, ощетинившиеся оружием!

Эти негодяи знают толк в своем ремесле, и любой из них бьется за шестерых.

Вообразите себе, однако, что теперь — быстротечный день, и ветер нагоняет снеговые тучи. Он уносит их вдаль, завивает кольцами, рвет в клочья, рассеивает по небу, так что свет и небесная лазурь ликуют снова. На прудах трескается лед, а на лужицах звенит ломкая ледяная корочка. В кустарнике слышен мерзлый треск — это сламываются веточки. Снег сыпучий, словно соль, пылью взметывается из-под копыт и оседает на клочковатой шерсти, превращая ее в ледяные шипы. Стужа заплетает в косы конские гривы. Стужа, стужа, стужа! Хоть мороз, хоть зной, разбойничку все одно, лишь бы кровь проливать! Он подобен барабанщику, у которого инструмент сам вдруг растрещался вовсю, он подобен барабанщику, который не притрагивался к палочкам и все же слышит их музыку.

Разбойнички! Да разве же не все их затеи кровавы?

Снова Миколаш едет за добычей, и взбешенные кони — лишь бледная тень его неистовства. На середине пути благородный наездник дал роздых коням, а остаток дороги, хоть и некуда было добряку спешить, опять гнал галопом.

Крепость Лазаревых именовалась Оборжиште. Бр-р, гнездо трусов! Едва завидев Миколаша, Лазар и его слуги засуетились, будто у них ключик, выскользнув, упал в пруд. Старый Лазар, борода словно дым, вышел за ворота. Пора гостю начать разговор.

Миколаш предпочел поклониться хозяину, но не произнес ни слова; чует злодей предотъездные сборы. Помолчав немного, Лазар спросил, не повстречал ли Миколаш его посланца?

«Отправил я к Козлику мальчонку спросить, не пособит ли, Рогачек — место надежное!»

«Пособить мы вам пособим, — не без веселости даже ответствовал разбойничек, — ежели вам желательно очутиться перед Болеславом. Рогачек, мой рыцарь, промерз до дна. А мы станем лагерем у поворота дороги, поблизости от леса. Торопись, Лазар, время не терпит, и королевское войско недалеко. Коли ты, грабитель, попадешься солдатам, не сносить тебе головы».

«Король, — возразил Лазар, — король справедлив, а вот тех, кто преградит путь его войску, он развесит на суках вдоль больших дорог».

Соскочил тут разбойничек со своего коня, и завязался меж ними спор, да такой, что кровь — ручьем. Малейшая угроза, малейший намек на виселицу — и кровь бросилась Миколашу в голову, замахнулся он, дабы придать весу своим словам, и произнес:

«Король стоит за своими капитанами, и до них отсюда — три дня пути. Не слышит тебя король, Лазар, зато я слышу. Дурак, лучше бы тебе отказаться от покорности и преданности своему королю, ведь он за оградой твоего двора, а мы — тут рядом. Держись, негодяй!» Сказав так, достопочтенный посланник выхватил у какого-то мальца плетку, да и принялся стегать Лазара по лицу, по бокам и по спине.

Не полагаете ли вы, что люди в Оборжиште именем господа нашего должны были сделать внушенье гостю и увещеваниями разными научить его уважать старших?

Читать дальше