Марк Твен - Том 12. Из Автобиографии. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма

Закончив исследование, в субботу отплываю в Миннегагу,

Неизменно любящий вас

Марк Твен.

69

ДЖ. X. ТВИЧЕЛУ

29 января 1901 г.

Дорогой Джо,

...Я только и могу ждать, что меня за это станут потчевать пинками и зуботычинами, а хлеба с маслом у меня станет куда меньше, но если мне Ливи не помешает, я все-таки скажу свое слово. Наш народ таков же, как все прочие, оскверняющие собой землю: готов драть глотку во славу любого дела, лишь бы это тешило самолюбие или набивало мошну. Если всех этих лицемеров возьмут в рай, из него получится самый настоящий ад!

Нет, я это понять не в силах! Вы — наставник и учитель людей, Джо, и на вас лежит великая ответственность перед молодыми и старыми; если вы учите свою паству, как учите меня, — из страха, что высказанное вслух мнение может нанести ущерб ей или какому-нибудь издателю, молчать и скрывать свои мысли, когда флаг родины покрывается бесчестием и позором,— как ответите вы за это перед собственной совестью? Вы сожалеете обо мне; в порядке взаимности я готов немного пожалеть вас.

Однако я, кажется, противоречу моей же собственной «Философии», которую Ливи ни за что не позволяет мне опубликовать, потому что эта книга меня погубит. А я все-таки надеюсь увидеть ее напечатанной, пока я жив. Я задумал ее еще пятнадцать лет назад и написал в 1898 году. Я часто пытался прочитать ее Ливи, но Ливи не хочет слушать — моя философия наводит на нее уныние. Правда всегда так действует на людей. Вернее — действовала бы, если бы на их долю изредка доставался хоть клочок правды, но так не бывает.

Вы полагаете, что я полагаю, будто мною движет высокий патриотизм, будто я в отчаянии оттого, что наш президент по уши увяз в грязной истории с Филиппинами, и меня огорчает и мучит, что наша великая и невежественная страна, которая понятия не имеет о самых основных фактах филиппинского казуса, так низко пала в глазах всего мира и выставила себя на посмешище… Вы глубоко заблуждаетесь! Мне нет дела до других и я в тревоге и отчаянии потому, что из-за этой истории сам чувствую себя замаранным. Вот и все. В этом я убеждаюсь, заглянув поглубже в себя. Что бы человек ни чувствовал, причина для этого всегда одна и та же - себялюбие.

Хоть мне это было очень неудобно и каждая минута у меня на счету, я на днях потратил вечер и выступил в главной здешней синагоге в пользу бесплатной школы для нуждающихся еврейских девочек. Мне известны до мелочей эгоистические мотивы, побудившие меня это сделать, хотя никто другой о них и не подозревает. Если выберу как-нибудь время, расскажу вам все подробно. Вы сами увидите, что это чистая правда.

Написал еще одну статью; поторопитесь и помогите Ливи оставить от нее мокрое место.

Она где-то хлопочет по хозяйству, несчастная рабыня домашнего очага, а над Кларой орудует врач, извлекая из нее бронхит. Вспышка была сильная, и мы немножко встревожились. Это началось два дня назад, и до сегодняшнего вечера она лежала пластом. Сейчас ей лучше.

Самый сердечный привет всем вам.

Марк.

70

ЭДУАРДУ Л. ДИММИТУ

Адирондакские озера, 19 июля 1901 г.

Дорогой мистер Диммит,

в план мироздания с самого начала вкралась ошибка, и потому все на этом свете идет шиворот-навыворот, теряется масса драгоценного времени, и в делах первостепенной важности допускаются роковые проволочки. Приглашения, которые должен бы получить юнец, полный жизни, и, получив, был бы на верху блаженства, откладываются из-за бесчисленных препятствий и попадают к нему, запоздав на полвека.

Так случилось и на сей раз.

В Миссури, когда я был еще мальчишкой, я всегда нетерпеливо ждал приглашений, но они не доходили по адресу и, проблуждав где-то в лабиринте времен, пришли только теперь, когда я уже стар, страдаю ревматизмом, путешествия мне не под силу и приходится упускать счастливый случай.

Бездны радостей я лишился из-за этих вечно опаздывающих приглашений! Пятьдесят лет тому назад я охотно пустился бы на край света, лишь бы принять участие в первом попавшемся празднике. И мне было бы совершенно все равно, что ни праздновать, только мл повеселиться и пошуметь.

Все в мире поставлено с ног на голову. Жизнь следовало бы начинать стариком, обладая всеми преимуществами старости — положением, опытом, богатством, — и кончать ее юношей, который может всем ним так блистательно насладиться. А сейчас мир устроено так, что в юности, когда счету нет удовольствиям, которые получаешь на один-единственный доллар, у вас этого доллара нет. В старости же у вас есть доллар, но уже нет ничего такого, что хотелось бы на него купить.

Коротко говоря, такова жизнь. В первую половину ее вы способны ею наслаждаться, но не имеете возможности; во вторую половину у вас есть возможность наслаждаться, но вы на это уже не способны.

Множество признаков предостерегает меня, что безжалостное время не остановится ради меня. Я приближаюсь к порогу старости; в 1977 году мне стукнет сто сорок два. Довольно порхать по белу свету. Пора мне расстаться с непоседливой юностью и усвоить достоинство, солидность и медлительность, подобающие почтенной дряхлости, ибо она приближается и ее, как уже сказано, не миновать.

Вы собираетесь отметить годовщину великого памятного события. Вы по праву гордитесь успехами славного штата Миссури — и я как сын этого штата почел бы за большую честь присутствовать на празднестве и разделить ваше торжество; но вынужден отказать себе в этом, и могу лишь от души поблагодарить вас за столь лестное приглашение.

Искренне преданный вам

С. Л. Клеменс

71

ДЖ. Х. ТВИЧЕЛУ

Эмперсэнд, штат Нью-Йорк, 28 июля 1901 г.

Дорогой Джо,

вы правы, эхо неосуществимо, — для меня во всяком случае. Мне поддержать обращение к этому конгрессу лжецов и воров, присваивающих чужие земли, значило бы только навлечь насмешки на эту затею; а подписать воззвание о сборе средств, которые попадут в руки тамошних миссионеров любого толка, будь то католики или протестанты, мне и вовсе невозможно. Они не притронутся к деньгам, которые я оскверню своим прикосновением, да я и не доверю им деньги. Я знаю, эти деньги они обратят на помощь страждущим, да только страждущих изберут из числа новообращенных христиан. В отношении всех прочих миссионеры не проявляют ни малейшего сочувствия, а лишь вражду и ненависть. И это естественно: они находятся там наперекор священному писанию, ремесло их беззаконное, вот и характеры у них соответственные... Но ладно, хватит, не могу говорить об этом без злости.

Позднее. — Заново перечитал письмо Юн У-ина. Быть может, он ослеплен своими симпатиями, а может быть, и нет. Может быть, есть и другие причины, побуждающие миссионеров молчать о двухлетнем голоде и людоедстве в Шаньси. Может быть, там так мало обращенных в протестантскую веру, что миссионеры имеют возможность о них позаботиться. А что их мало занимает судьба обращенных в католическую веру и всех прочих, это, я думаю, вполне естественно.