Малькольм Лаури - У подножия вулкана

Это был молодой орел, он испуганно встрепенулся и бился теперь в своей затхлой темнице. Клетка помещалась между баром и низким густым деревом — собственно, это были два дерева, они словно стояли в обнимку. Ветер швырял брызги воды ей в лицо. Ревел водопад. Переплетенные корни двух влюбленных деревьев стлались по земле, жадно тянулись к воде, хотя в этом и не было нужды; земля здесь изобиловала влагой, все вокруг поражало невиданной пышностью и плодородием.

В глубине чащи, среди высоких деревьев, слышался шум, тревожный гул и треск, как будто дрожали корабельные снасти; ветви, подобно реям, упруго гнулись, широкие листья трепетали. Деревья словно подавали друг другу тревожные сигналы, как корабли в гавани перед штормом, и вдруг сквозь чащу, над дальними горами, сверкнула молния, свет в баре погас, загорелся и погас снова. Но грома не было слышно. Гроза все еще ползла стороной. Ивонна ждала в нетерпении; свет загорелся, и она увидела, как Хью — господи, таковы все мужчины, но она сама виновата, надо было и ей пойти туда — торопливо пьет с мексиканцами. Птица притихла, длиннокрылая, черная, хищная, она таила в себе злобное отчаяние, и мечты, и воспоминания о полете высоко над Попокатепетлем, над пустыней, милю за милей лететь бы ей, падать камнем вниз и снова взмывать к небу, зорко высматривая добычу среди лесных призраков на склонах гор. Дрожащими руками Ивонна поспешно, с трудом, открыла дверцу клетки. Птица вылетела на волю, опустилась у ее ног, помедлила в нерешимости, взвилась на крышу бара, потом порывисто устремилась сквозь полумрак, но не на ближнее дерево, как можно было ожидать, а ввысь — Ивонна поступила правильно, теперь птица поняла, что свободна, — ввысь, возносясь на могучих крыльях в глубокое, темное, чистое небо, где в этот миг зажглась одинокая звезда. Ивонна не чувствовала угрызений совести, она испытывала лишь, тайное торжество и облегчение: никто никогда не узнает, что это она выпустила птицу; а потом в душу закралось чувство невыносимого отчаяния, и утраты.

Электрический свет окропил корни деревьев; мексиканцы и Хью появились в открытых дверях, они кивали головами, видимо толкуя о погоде, и указывали на тропу, а бармен достал из-под стойки бутылку и налил себе.

— Нет!..— крикнул Хью сквозь рев воды. — Сюда он не заходил! Но поблизости есть еще бар, поищем там!

— Вперед!

За «Эль Петате» тропа повернула вправо, мимо конуры, где сидел на цепи муравьед, уткнувшись носом в черную землю. Хью взял Ивонну за руку.

— Гляди, муравьед! Помнишь того броненосца?

— Я все помню!

Ивонна сказала это уже на ходу, едва ли сознавая смысл собственных слов. Вокруг, в чаще, таились лесные твари, и Ивонна все высматривала орла, тщетно надеясь увидеть его еще раз. Лес постепенно редел. Под ногами были прелые листья, запахло гнилыми отбросами: видимо, ущелье было где-то недалеко. А потом неведомо откуда повеяло теплом и каким-то приятным запахом, тропа стала круче. В последний раз, когда Ивонна была здесь, она слышала крик козодоя. Крик этот звучал жалобно, одиноко, на родине он возвещал весну, на родину он звал — но куда же? В отчий дом в Огайо? А как сам козодой оказался так далеко от родных мест, в темном мексиканском лесу? Но козодой, подобно любви и мудрости, не знает родины; и, быть может, как сказал ей тогда консул, ему здесь лучше, чем в Кайенне, где он должен бы зимовать.

Они поднимались по склону холма к невысокой безлесной вершине; Ивонна видела над собой небо. Но она никак не могла сориентироваться. Мексиканское небо стало чужим, и теперь звезды посылали ей зов, который был даже тоскливей крика того бедного бездомного козодоя. Зачем мы здесь, словно говорили они, потерянные, заблудшие, так далеко, так бесконечно далеко от родного дома? Но от какого дома? Разве она, Ивонна, не вернулась домой? И все же звезды самим своим существованием утешали ее. И она чувствовала, как к ней вновь возвращается чувство отрешенности. Теперь они с Хью поднялись уже высоко и видели сквозь деревья звезды на западе, над низким горизонтом.

Созвездие Скорпиона скоро зайдет... Стрелец, Козерог; вот они, на своих местах, их очертания стали теперь четкими, она узнавала их, они мерцали, образуя прекрасные, безукоризненно правильные узоры.

Сегодня, как и пять тысяч лет назад, они будут всходить и заходить: Козерог, Водолей, а ниже, поодаль, Фомальгаут и Рыбы; и Овен, и Телец с Альдебараном, и Плеяды. «Когда Скорпион заходит на юго-западе, Плеяды восходят на северо-востоке». «Когда Козерог заходит на западе, Орион восходит на востоке. И восходит Кит с Мирой». Сегодня, как через много веков, люди будут говорить это или закрывать двери домов; прятаться от звезд в смертельном ужасе или смотреть на них с любовью, говоря: «Вот наша звездочка, твоя и моя»; будут находить по ним дорогу, летая над облаками или плавая по морям среди волн, смотреть на них, вращая штурвал, верить им или не верить; наводить на них в тысячах обсерваторий слабые свои телескопы, наблюдать таинственные рои звезд и туманности, где столько мертвых, погасших светил и новых, ярко вспыхнувших солнц; где гигантский Антарес, пылающий, обреченный, подобен крохотной искорке, хотя он в пятьсот раз больше нашего Солнца. И сама Земля непрерывно вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца, а Солнце вращается в сверкающем колесе нашей Галактики, и бесчисленные, неизмеримые, сверкающие, как драгоценные камни, колеса бесчисленных, неизмеримых галактик вращаются, вращаются, величественно уносясь в беспредельность, в вечность, и жизнь несется через вселенную, — после того как она, Ивонна, умрет, люди долго еще будут видеть все это на ночном небе, и в те далекие, грядущие эпохи Земля не прекратит своего вращения, и созвездия будут восходить, достигать кульминации, заходить и восходить вновь, — Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей, Рыбы и вновь торжествующий Овен! — но и тогда разве не будут люди задаваться все тем же безнадежным, извечным вопросом: где смысл? Какая сила движет мирозданием? Скорпион вскоре зайдет... Но уже восходит, подумала Ивонна, другое созвездие, невидимое за вулканами, оно достигнет кульминации сегодня в полночь, когда зайдет Водолей; и некоторые люди, сознавая быстротечность времени и все же чувствуя, что алмазный блеск просветляет душу, пробуждает в памяти все радостное, возвышенное, смелое и гордое, будут смотреть, как в вышине, словно птичья стая, бесшумно устремляющаяся к Ориону, воссияют Плеяды, доброе знамение...

Лес редел, горы, прежде скрытые от взгляда, теперь показались снова, можно было прибавить шагу... Но Ивонна медлила.

Вдали на юго-востоке низко висел рогатый месяц, который утром сопутствовал им, а сейчас наконец закатывался, и Ивонна смотрела на него — на это мертворожденное дитя Земли! — со странной, жадной мольбой... Море Изобилия, похожее формой на алмаз, море Нектара, как бы образующее пятиугольник, крутой западный склон Эндимиона, горы Лейбница, а к востоку от Прокла озеро Снов. И среди следов катастрофы стоят Геркулес и Атлас, неведомые нам...