Генри Миллер - Аэрокондиционированный кошмар

Мы сели в машину, проехали несколько кварталов и снова вышли, чтобы посетить еще одну дыру. Улица была пустынной, если не считать нескольких цыплят, что-то старательно клевавших между плитами разваливающегося тротуара. Больше пустырей, больше распотрошенных домов; пожарные лестницы, шатающиеся, как пьяные акробаты, цепляются своими железными зубьями за стены домов. Здесь атмосфера субботы. Все мирно и тихо. Это Лувен или Реймс между двумя бомбардировками. Или Фибьюс, Феб из Виргинии, мечтающий пригнать своих коней к воде. И тут я вдруг вижу мелом сделанную на стене дома надпись десятифутовыми литерами:

Прочитав эти слова, я бухнулся на колени прямо в сточную канаву, очень удобно устроенную здесь именно для таких целей, и вознес краткую безмолвную молитву такой дальнобойной силы, что ее должны были бы зарегистрировать в Моунд-Сити, Иллинойс, где мускусные крысы выстраивают свои хатки. Было самое время хватануть хороший глоток крепкого рыбьего жира, но так как все лакокрасочные фабрики были уже закрыты, пришлось заскочить в ближайшую открытую скотобойню и поправиться, тяпнув по стаканчику крови. Никогда кровь не казалась мне такой восхитительной! Ощущение, будто принял подряд витамины А, В, С, D, Е и зажевал палочкой ледяного динамита. Хорошие новости! Ха, великолепные новости — для Чикаго. Я приказал шоферу немедленно везти нас в Мандалей, чтобы успеть благословить кардинала и все совершившиеся операции с недвижимостью. Но доехали мы только до храма бахаистов. Служитель, разметавший песок, отворил нам двери и повел по храму. И все твердил нам, что Бог один для всех и все религии сходятся в главном. Он сунул нам в руки тоненькую брошюрку, и я узнал из нее, что и Предтеча Веры, и Творец Веры, и Толкователь и Ревнитель учения Баха Алла — все пострадали за исповедание Бога как всеобъемлющей Любви. Даже в наш век достаточно просвещенной цивилизации мир этот мог показаться эксцентрическим. Бахаистский храм строился уже лет двадцать и все еще не был закончен. Архитектором был, хотите верьте, хотите нет, мистер Буржуа. Интерьер храма в своем незавершенном состоянии походил на помост, предназначенный для Жанны д'Арк. Место собраний в цокольном этаже напоминало слабо вогнутую раковину, дышало миром и спокойствием и располагало к медитированию, а это присуще совсем немногим культовым сооружениям. Благодаря преследователям и хулителям движение это довольно широко распространилось по планете. У них нет цветного барьера, как в наших христианских церквах, и можно молиться там, где тебе нравится. И это одна из причин, по которой бахаизму суждено продержаться дольше других религиозных организаций на нашем континенте. Христианство со всеми своими причудливыми ответвлениями и периодами расцвета мертво, как гвоздь в двери; оно исчезнет, когда политические и социальные системы, в которые оно включено, рухнут. Новая религия будет основываться на деяниях, а не на вере. «Религия не для пустого брюха» — так сказал Рамакришна. Религия всегда революционна, более революционна, чем все «бутербродные» философии. Священник всегда в союзе с дьяволом, так же как политический вождь всегда в союзе со смертью. Люди, мне кажется, стремятся объединиться, но их так называемые представители, независимо от рода их занятий или положения в обществе, удерживают людей на расстоянии друг от друга, внушая ненависть и страхи. Исключения крайне редки; когда они случаются, их стремятся выделить из общего ряда, видя в этих исключениях сверхчеловеков, богов, все, что угодно, но только не обычных мужчин и женщин. И вот, перемещенная таким образом в надземные, эфирные сферы революция любви, которую явились проповедовать эти самые исключения, гибнет на корню. И все — таки хорошие новости всегда существуют, прямо здесь, за углом, начертанные мелом на стене полуразрушенного дома: БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ! И я уверен, что, когда граждане Чикаго прочитают эти строки, они встанут всей массой и отправятся пилигримами к тому самому дому. Его легко найти, он стоит посреди пустыря на Саут-Сайд. Вы спуститесь в люк на Ласейл-стрит, а дальше сточные воды понесут вас самотеком. Вы не пропустите этой надписи, потому что она сделана белым мелом буквами в десять футов. Все, что вам нужно будет сделать, когда вы ее найдете, это встряхнуться, как вымокшая крыса, и почиститься как следует. А Бог сделает все остальное…

Как ни странно, я в маленьком парке — между Джун — стрит и Мэнсфилд-стрит. Это место навеет черные мысли даже в самый солнечный день. Я вообще не встречал в Америке парка, внушавшего мне что-нибудь, кроме чувства уныния и скуки. В тысячу раз охотнее посидел бы я в абстрактном парке, таком, какие изображал Хилари Хилер на своих ранних холстах. Или же в таком, где оказывался Ганс Райхель, когда писал в полубессознательном состоянии свои акварели. Американский парк — это огороженный вакуум, заполняемый цепенеющими в каталепсии придурками. Как в архитектуре американского дома, в американском парке нет ни на унцию индивидуальности. Он то, что очень точно назвали «кусочком пространства, где можно дышать», оазис среди асфальтовой вони, испарений химии и выхлопной гари. Бог ты мой, как вспомнишь о Люксембурге или Пратере [9] Люксембургский сад в Париже и парк Пратер в Вене. ! У нас таких не встретишь, у нас существуют лишь естественные парки — обширные территории с какими-нибудь удивительными выкрутасами природы, где обитают одни призраки.

Из всех рукотворных парков, думаю, парк в Джексон-вилле, Флорида, — самый жалкий, скучный, захудалый. Ему самое место на картине Георга Гросса. Он отдает туберкулезом, гнилыми зубами, варикозными венами, паранойей, лживостью, онанизмом, оккультизмом. Кажется, со всей Америки стекаются сюда все неудачники, духовно искалеченные, и все «бывшие», и все безнадежно опустившиеся на дно, и все надеющиеся кое-как все-таки выкарабкаться. Это высасывающая чувства топь, через которую надо пробраться, чтобы попасть в Эверглейд. Пятнадцать лет назад, когда я в первый раз попал в этот парк, я приписывал свои ощущения тому, что был жутко измотан, голоден и не знал, где буду ночевать. И вот при новом визите мне еще хуже. Ничего не изменилось! Скамейки, как в былое время, засижены человеческим отребьем — не теми подозрительными типами, что попадаются в Лондоне или в Нью-Йорке, и не колоритными оборванцами с набережных Парижа, а дряблой, подпорченной американской разновидностью, которую выплюнул почтенный средний класс в процессе, так сказать, очищения организма от слизи. Того сорта, что пытаются воспарить разумом, хотя воспарять-то нечему. Мусор и хлам, который несут сточные канавы по церквам «Христианской науки», по розенкрейцеровским молельням, кабинетам астрологов, бесплатным больницам, собраниям евангелистов, филантропическим комитетам, бюро по трудоустройству, дешевым меблирашкам и т. д. Того сорта, что готов натощак читать «Бхагавадгиту» и приниматься за упражнения даже в платяном шкафу. Типично американская разновидность, верящая во все, что напечатано в газетах, даже в приход мессии. Ни крупицы человеческого достоинства не осталось. Респектабельный червь.