Итало Звево - Дряхлость

— И всё же, по сути, что такого я сделала? — сказала Анджолина, уже забыв то, что только что просила прощения.

Эмилио подумал, что сейчас будет уместно посомневаться:

— И я должен вам верить?

Потом сказал с упрёком:

— С продавцом зонтов!

Эти слова заставили их обоих рассмеяться от души.

— Ревнивец! — воскликнула Анджолина, сжав руку Эмилио, что продолжала держать, — ревнует к этому грязному человеку!

Действительно, если Эмилио поступил правильно, разорвав отношения с Анджолиной, то конечно же сейчас он был неправ, вспомнив ту глупую историю с продавцом зонтов. Продавец зонтов никогда не являлся самым страшным из его соперников. И поэтому сейчас у Эмилио было странное ощущение, что он должен обвинять во всех бедах, что случились с ним после расставания с Анджолиной, только самого себя.

Она надолго замолчала. Это не могло быть нарочно, потому что для Анджолины это было бы слишком тонким искусством. Возможно, она молчала потому, что не находила больше слов в своё оправдание, и они шагали в тишине рядом в этой странной и туманной ночи, с небом, покрытым бледными тучами, с одной лишь точкой, в которой был виден лунный свет.

Так они дошли до дома Анджолины, и она остановилась, но Эмилио заставил её продолжать идти:

— Идём, идём, ещё, ещё, так же тихо!

Тогда, действительно, она его поняла и продолжила молча идти. Эмилио вновь почувствовал к ней любовь с этого мгновения, или, возможно, с того мгновения, о котором знал только он сам. Эмилио шёл рядом с женщиной, облагороженной его беспрерывной мечтой, с того самого дня, как он услышал тот её томительный вскрик, что вырвался у неё во время их прощания.

Эмилио теперь воплощал Анджолину во всём, даже в искусстве, потому что его желание заставляло его сейчас чувствовать, что он идёт рядом с богиней, способной на что-либо благородное, будь то звук или слово.

Миновав дом Анджолины, они оказались на пустынной и тёмной улице, к которой примыкал холм с одной стороны и невысокая стена с другой. Анджолина присела на эту стену, а Эмилио прислонился к ней в поисках положения, что он так любил в прошлом, во время первых месяцев их любви. Ему не хватало моря. В этом влажном и сером пейзаже светлый цвет волос Анджолины господствовал над всем, являясь единственным признаком тепла и света.

Прошло столько времени, как Эмилио не чувствовал этих губ на губах своих, и сейчас его охватил трепет.

— О, дорогая и сладкая! — пробормотал он, целуя глаза, шею, и далее руку и одежду.

Анджолина позволила ему всё это, и такая нежность была так неожиданна, что Эмилио взволновался и заплакал. Вскоре его плач перерос в рыдания. Ему показалось, что стоит ему захотеть, и это счастье будет продолжаться всю жизнь. Всё было так легко, и всё так легко объяснялось. Жизнь Эмилио теперь состояла только из одного этого желания.

— Ты так сильно меня любишь? — пробормотала Анджолина, взволнованная и удивлённая.

У неё также на глазах выступили слёзы. Она рассказала, что видела его на улице, бледного и худого, с очевидными следами страданий, и у неё от сожаления защемило сердце.

— Почему ты не пришёл раньше? — спросила Анджолина, упрекая его.

Она опёрлась на Эмилио, чтобы спуститься на землю. Он не помял, почему она прервала этот сладкий рассказ, который должен был длиться вечно.

— Пойдём ко мне домой, — сказала Анджолина решительно.

У Эмилио закружилась голова, и он обнял её и поцеловал, не зная, как выразить свою признательность. Но дом Анджолины был далеко, и, шагая, Эмилио охватили сомнения и недоверие. Что если сейчас он навсегда свяжет свою судьбу с этой женщиной? Преодолевая ступень за ступенью, Эмилио спросил:

— А Вольпини?

Анджолина заколебалась и остановилась:

— Вольпини?

Затем она приблизилась к Эмилио решительно и опёрлась на него, уткнувшись в его плечо и имитируя стыдливость, что напомнило Эмилио прежнюю Анджолину с её мелодраматичной серьёзностью.

— Никто об этом не узнает, даже моя мать, — сказала она.

Сразу же вспомнился весь старый багаж, а также и мать. Анджолина принадлежала Вольпини, тот её желал, и даже осталось место условию для продолжения их отношений:

— Он почувствовал, что я его не люблю, — прошептала Анджолина, — и захотел доказательства любви.

Но Анджолина не получила взамен других гарантий, кроме обещания жениться на ней. Тогда она со своей привычной легкомысленностью упомянула имя адвоката, который посоветовал ей довольствоваться только этим обещанием, так как закон карает за подобное обольщение.

Следуя одна за другой, эти ступеньки не кончались. И с каждой следующей ступенькой Анджолина становилась всё больше похожа на ту женщину, от которой он уже однажды бежал. Теперь она болтала без умолку, уже начиная ему отдаваться. И сейчас она действительно могла стать его, потому что — об этом было сказано и пересказано — она была для Эмилио той, которая была отдана портному, а это снимало с него всякую ответственность.

Анджолина открыла дверь и по тёмному коридору провела его в свою комнату. Из другой комнаты послышался гнусавый голос её матери:

— Анджолина! Это ты?

— Да, — ответила Анджолина, сдерживая смешок. — Я ложусь спать. Пока, мама.

Анджолина зажгла свечу и сняла с себя пальто и шляпу. Затем она ему отдалась, или, лучше, его приняла.

Эмилио мог изучить, насколько важным было обладание женщиной, которую он так долго желал. В этот памятный вечер он подумал, что его интимная природа изменилась два раза. Исчезла та безутешная инерция, что сподвигла его снова искать Анджолину. Но также почти полностью сошёл на нет и тот энтузиазм, который заставлял его рыдать от счастья и грусти. Мужчина был теперь удовлетворён, но кроме этого удовлетворения он сейчас, в самом деле, не чувствовал ничего. Он обладал той женщиной, которую ненавидел, а не любил. О, обманщица! Это был не первый, и не — как она хотела дать понять — второй раз, когда она оказалась в постели любви. Не стоило труда злиться по этому поводу, потому что Эмилио давным-давно обо всём этом знал. Но это обладание дало ему огромную свободу суждения о женщине, которая ему покорилась.

— Никогда больше не буду мечтать, — подумал Эмилио, выходя из её дома.

И затем, глядя на неё, освещённую бледными лунными отблесками, у него промелькнула другая мысль:

— Возможно, я никогда больше сюда не вернусь.

Это не было решением. Почему он должен был его сейчас принимать? Всё потеряло своё значение.

Анджолина проводила Эмилио до двери. Она не догадалась об охлаждении его интереса к ней, потому что он постыдился бы проявлять подобное чувство. Даже, наоборот, Эмилио заботливо спросил, смогут ли они встретиться и на следующий вечер, но Анджолина ответила отказом, так как в её планах была работа допоздна у синьоры Делуиджи, которая заказала ей пошить бальное платье. Они договорились встретиться через два дня: