Итало Звево - Дряхлость

Стефано предпочёл бы рано лечь спать, чтобы вернуться на следующий день к работе со свежей головой. Его бросало в дрожь при одной только мысли о том, что он должен будет провести все эти часы посреди вакханалии.

Анджолина спросила, имеет ли он ложу на весь сезон, и захотела узнать точно, в каком месте.

— Думаю, — сказал Балли смеясь, — что если ты наденешь маску и придёшь, то сама всё увидишь.

— Но я никогда не была на бал-маскараде, — энергично заверила Анджолина.

Затем она добавила, предварительно обдумав, как сможет скрыть своё пребывание на балу:

— Мне так хочется пойти туда.

Далее всё решилось очень быстро: они пойдут на бал-маскарад, который состоится на следующей неделе с благотворительной целью. Анджолина выдала несколько прыжков от радости и казалась такой искренней, что даже Балли любезно ей улыбнулся, как ребёнку, которому небольшим усилием доставили много радости.

Когда двое мужчин остались наедине, Эмилио признал, что сеанс не был ему неприятен. Балли, прощаясь, превратил в желчь сладость этого дня, сказав Эмилио:

— Так ты доволен нами? Признай, что я сделал всё от себя зависящее, чтобы угодить тебе.

Следовательно, Эмилио был обязан Балли, который сказал Анджолине быть любящей с ним, и это оскорбило Эмилио. Это был новый и серьёзный повод для ревности. Брентани решил дать понять Балли, что ему совсем не нравится, что он обязан тем, что его любит Анджолина, влиянию другого. С ней же, затем, при первой возможности, он не будет проявлять столько благодарности за эти проявления любви, которыми они наслаждались чуть ранее. Стало быть, теперь совершенно ясно, почему Анджолина так послушно позволяла себя ласкать в присутствии Балли. Как же она зависела от скульптора! Ради него Анджолина могла прибегнуть к своей наигранной честности и ко лжи, от которой Эмилио не знал, как освободиться. С Балли она была совсем другой. С Балли, который ею не обладал, она показывала своё истинное лицо, а с Эмилио нет!

Ранним утром он побежал к Анджолине, задыхаясь от нетерпения увидеть, как она будет к нему относиться в отсутствии Стефано. Отлично! Она сама открыла ему дверь, убедившись, что это он. Утром Анджолина была ещё красивее. Одного только ночного отдыха хватало для того, чтобы придать ей ясный вид девственницы. Немного поношенный белый шерстяной халат в синюю линию делал податливыми точные формы её тела и оставлял обнажённой белую шею.

— Я помешал? — спросил Эмилио, удерживаясь от того, чтобы поцеловать её, и, таким образом, не получить повода для ссоры, которую он задумал.

Анджолина не догадалась о причинах этой его угрюмости. Она пригласила его в свою комнату:

— Пойду, оденусь, так как в девять я должна быть у синьоры Делуиджи. Аты, тем временем, почитай это письмо, — и Анджолина нервно достала из корзины лист бумаги, — прочитай его внимательно, а потом мне посоветуешь.

У Анджолины был грустный вид, и при этих словах глаза её наполнились слезами:

— Увидишь, что случилось. Расскажу тебе всё: ты один можешь мне посоветовать. Я рассказала всё и маме, но она, бедняжка, может только плакать.

Анджолина вышла, но вскоре вновь пришла:

— Смотри, чтобы мама не вошла и не поговорила с тобой, потому что она знает почти всё, но не всё.

Анджолина послала Эмилио воздушный поцелуй и снова ушла.

Письмо было от Вольпини, официальное прощальное письмо. Начиналось оно с того, что он говорил ей, что всегда поступал честно, в то время как она — теперь он об этом узнал — предавала его с самого начала. Эмилио принялся усердно читать эту писанину, которая была трудночитаемой, опасаясь, что это расставание связано с ним. Но в этом письме о нём ничего не говорилось. Кто-то сказал Вольпини, что Анджолина была не невестой, а любовницей Мериги. Вольпини не поверил этому, но несколько дней назад он узнал, что она посещает балы в компании разных франтов. Далее в письме следовали грубости, которые, видимо, Вольпини плохо знал. Это создавало впечатление совершенной откровенности приличного человека, и их следовало читать лишь ради некоторых словечек, которые Вольпини, наверное, взял для веса из словаря.

Вошла старуха Дзарри. Руки её по-прежнему упирались в бока, она прислонилась к кровати и терпеливо подождала, пока Эмилио дочитает письмо.

— Что вы об этом думаете? — спросила она своим гнусавым голосом. — Анджолина говорит обратное, но мне кажется, что между ней и Вольпини всё кончено.

Эмилио был поражён одним из заявлений Вольпини.

— Это правда, — спросил он, — что Анджолина так часто ходит на балы?

Всё остальное, то есть то, что она была любовницей Мериги и многих других, было для него совершенно очевидно, и Эмилио даже казалось, что по причине того, что Вольпини был обманут даже лучше, чем он сам, тот должен был возмущаться меньше из-за этой всегда оскорбительной лжи. Но письмо сообщило Эмилио и нечто новое. Анджолина умела притворяться лучше, чем он это подозревал. День назад она обманула даже Балли своим проявлением радости по поводу того, что в первый раз пойдёт на бал.

— Это всё враньё, — сказала спокойно старуха Дзарри. — Анджолина каждый вечер идёт с работы прямо домой и сразу ложится спать. Я сама вижу, как она идёт в постель.

Хитрая старуха! Уж её то Анджолина точно не обманывала.

Мать вышла из комнаты сразу же, как вошла дочь.

— Прочитал? — спросила Анджолина, присаживаясь рядом. — Что об этом думаешь?

С соответствующей миной Эмилио сказал грубо, что Вольпини прав, потому что невесте не позволено ходить на балы с другими.

Анджолина запротестовала. Она ходила, на балы? Разве Эмилио не видел ту радость, которая её охватила прошлым вечером при мысли о том, что она пойдёт на первый в своей жизни бал?

Приведённый в подобном виде, аргумент терял всякую убедительность. Эта радость, что она вспоминала в качестве доказательства, должно быть, стоила ей огромного труда, если так хорошо запомнилась. Анджолина привела и многие другие доказательства: она была с ним все эти вечера, когда не должна была идти к Делуиджи; у неё не было ни одной тряпки, которая могла бы помочь ей маскироваться на балу, и даже рассчитывала на его помощь при подборе одежды для бала, на который собиралась пойти. Но Анджолине не удалось убедить Эмилио, который теперь был уверен, что она является постоянной посетительницей бал-маскарадов. Однако этот напор веских доводов задобрил Эмилио. Анджолина не обиделась на него за его недоверие. Она старалась убедить и тронуть его, а не Балли!

Затем Эмилио догадался, что нужен Анджолине. Она всё ещё не хотела отпускать Вольпини и, чтобы удержать его, рассчитывала на советы Эмилио, на которые она очень полагалась, как всегда полагаются безграмотные на образованных. Это наблюдение не лишило Эмилио удовлетворения от той любви, которая была ему предложена, потому что это было лучше, чем уступить всё Балли. Эмилио даже захотел заслужить эту откровенность и принялся со всей серьёзностью изучать вопрос, что был перед ним поставлен.