Франц Кафка - Америка

Когда они подошли к лестнице, ведущей в жилище Деламарша, автомобиль уже уехал, а парень с изъеденным носом, ничуть не удивившись возвращению Карла, сообщил, что отнес Робинсона наверх. Деламарш только кивнул ему в ответ, словно парень был его слугой, выполнившим свою естественную обязанность, и потащил за собой Карла, нерешительно оглядывавшегося на солнечную улицу.

— Сейчас придем, — повторял Деламарш, поднимаясь по ступенькам, но его обещание никак не хотело сбываться, лестничные марши тянулись один за другим, только неприметно меняли направление. Один раз Карл даже остановился — не от усталости вообще-то, но в отчаянии от лестничной бесконечности.

— Квартира, конечно, расположена очень высоко, — сказал Деламарш, когда они пошли дальше, — но в этом есть свои преимущества. На улицу выходишь редко, целыми днями сидишь в халате — очень уютно. Да и гости на такую верхотуру взбираться не любят.

«Откуда же эти гости возьмутся?» — подумал Карл. Наконец на площадке перед закрытой дверью обнаружился Робинсон, — значит, добрались; лестница же так и не кончилась, она уходила дальше в полумрак, и ничто как будто не сулило ее скорого завершения.

— Я так и думал, — сказал Робинсон тихо, словно все еще страдал от боли. — Деламарш его приведет! Россман, что было бы с тобой без Деламарша?!

Робинсон стоял в нижнем белье, пытаясь, насколько это было возможно, завернуться в маленькое одеяло, с которым его выдворили из отеля; непонятно было, почему он не вошел в квартиру, а торчал здесь с риском выставить себя на посмешище перед возможными прохожими.

— Она спит? — спросил Деламарш.

— Не думаю, — ответил Робинсон, — но все-таки решил дождаться тебя.

— Для начала выясним, спит ли она, — сказал Деламарш и склонился к замочной скважине. Довольно долго он вертел головой, присматриваясь и так и этак, потом выпрямился и сказал:

— Ее плохо видно, шторы опущены. Она сидит на канапе, может быть, и спит.

— Разве она больна? — спросил Карл, так как Деламарш словно бы просил совета. Но тут он возмущенно бросил:

— Больна?!

— Он же не знает ее, — снисходительно сказал Робинсон.

Чуть подальше вышли в коридор две женщины, старательно вытирая фартуком руки, они посматривали на Деламарша и Робинсона и, кажется, говорили о них. Из другой двери выскочила совсем еще юная девушка с блестящими светлыми волосами и, протиснувшись между женщинами, подхватила их под руки.

— Вот противные бабы, — сказал Деламарш тихо, вероятно только оберегая сон Брунельды. — Ничего, скоро я заявлю на них в полицию и тогда отдохну от них годик-другой. Не смотри туда, — шикнул он на Карла, который не находил ничего дурного в том, чтобы рассматривать женщин, раз уж приходится ждать в коридоре пробуждения Брунельды. Карл сердито тряхнул головой: дескать, Деламарш ему не указчик — и, чтобы подчеркнуть это, хотел было подойти к женщинам, но тут уж Робинсон со словами: «Россман, поберегись!» — оттащил его назад, а Деламарш, и без того взбешенный поведением Карла, от громкого смеха девчушки вконец рассвирепел и, размахивая руками, ринулся к женщинам, но тех как ветром сдуло — каждую в свою дверь.

— Вот так мне частенько приходится очищать здешние коридоры, — сказал Деламарш, возвращаясь медленным шагом; тут он вспомнил об ершистости Карла и добавил: — Но от тебя я жду совершенно другого поведения, иначе тебе не поздоровится.

Тут из комнаты вопросительно послышалось с усталыми, кроткими интонациями:

— Деламарш?

— Да, — ответил Деламарш, добродушно взглянув на дверь, — нам можно войти?

— О да, — ответили изнутри, и Деламарш, бросил взгляд на парочку, стоявшую в ожидании позади него, медленно открыл дверь.

Они очутились в полной темноте. Штора на балконной двери — окон не было вовсе — была спущена до самого пола и почти не пропускала света, вдобавок комната была переполнена мебелью и увешана одеждой и оттого казалась еще мрачнее. Воздух был спертый и явственно пах пылью, скопившейся в местах, недоступных даже для старательной руки. Первое, на что Карл обратил внимание, были три шкафа, стоявшие впритык один за другим.

На канапе лежала женщина, ранее смотревшая вниз с балкона. Ее красное платье на спине задралось кверху и длинным хвостом свисало до полу, чуть не до колен обнажив ее ноги, обтянутые белыми шерстяными чулками, туфель на ней не было.

— Жарко, Деламарш, — сказала она, отвернула лицо от стены, небрежно протянув Деламаршу руку, которую тот схватил и поцеловал. Карл не мог оторвать глаз от ее двойного подбородка, повторявшего все движения Брунельдиной головы.

— Может, поднять шторы? — спросил Деламарш.

— Только не это, — ответила она с закрытыми глазами и словно в отчаянии, — тогда будет еще хуже.

Карл подошел к изножию канапе, чтоб получше разглядеть женщину; странно, что она жалуется, жара-то самая обыкновенная.

— Погоди, сейчас я тебе помогу, — робко произнес Деламарш, расстегнул ей верхние пуговки, освободив шею и верхнюю часть груди, в вырезе мелькнуло даже тонкое кремовое кружево сорочки.

— Кто это? — вдруг спросила женщина, указывая пальцем на Карла, — и почему он так смотрит на меня?

— Ты скоро понадобишься для дела, — сказал Деламарш Карлу и отодвинул его в сторону, одновременно успокаивая женщину: — Это просто мальчишка, он будет тебе прислуживать.

— Но мне никто не нужен! — воскликнула она. — Зачем ты приводишь в дом чужих людей!

— Но ты же все время мечтала о прислуге, — сказал Деламарш, присев на корточки, ведь возле Брунельды, несмотря на ширину канапе, свободного места не было.

— Ах, Деламарш, — сказала она, — ты никак не желаешь меня понять.

— В данном случае я действительно тебя не понимаю, — отозвался Деламарш, взяв ее лицо в ладони. — Но это не беда, если хочешь, он сию же минуту исчезнет.

— Раз уж он здесь, пусть остается, — снова заговорила она, и, хотя особого дружелюбия в этих словах, пожалуй, не было, Карл от усталости почувствовал такую благодарность к ней, что, все еще в смутных мыслях об этой бесконечной лестнице, которую, быть может, придется сейчас снова одолевать, переступил через мирно почивавшего на своем одеяле Робинсона и, не обращая внимания на сердитую жестикуляцию Деламарша, сказал:

— Спасибо вам хотя бы за то, что вы позволяете мне остаться здесь еще немного. Я не смыкал глаз, кажется, целые сутки, при том что изрядно поработал и напереживался по разным поводам. Я ужасно устал. Сейчас я даже толком не понял, куда попал. Дайте мне поспать часок-другой, а потом можете с чистой совестью выпроводить меня, и я охотно уйду.

— Ты можешь вообще остаться здесь, — сказала женщина и прибавила иронически: — Места у нас в избытке, как видишь.