Стефан Жеромский - Пепел

В это время раздался стук деревянного молотка и заставил его забыть о своем намерении. В ту же минуту Рафал почувствовал на темени холодное прикосновение остриев множества шпаг. Это прикосновение точно прибило, пригвоздило его к земле. Все его намерения развеялись в прах. Над самой его головой послышался мягкий, ласковый голос князя Гинтулта, читавшего слова присяги. Рафал до глубины души обрадовался, как в тот момент, когда увидел, что спасет Кшися Цедро. Он стал повторять за князем чужие слова с таким же глубоким, ужасным и в то же время влекущим непониманием, с таким же безумным, смертельным страхом, от которого спирает дыхание в груди, как в Сандомире, когда ему пришлось первый раз исповедоваться.

– Клянусь, – повторял он за князем, – перед всевышним строителем мира моим спасением и моей неза-пятнанной честью, что с величайшим тщанием буду хранить тайны братства. Клянусь, что, доколе жив, не допущу разглашения этих тайн, не допущу, чтобы они стали известны всем, будучи написанными, высеченными резцом или разглашенными другим каким-нибудь способом. Кроме того, клянусь и обещаю с величайшим благоговением соблюдать все статуты высокочтимого братства, а если понадобится, пролить кровь свою за него. В случае если преступлю их, позволяю, чтобы мне перерезали горло, вырвали и бросили в морскую пучину сердце и внутренности, а тело сожгли, и ветер чтобы развеял мой прах. Да поможет мне всевышний строитель мира! В подтверждение своей присяги целую слова моего спасителя…

Едва только новый каменщик произнес последние слова, мастер проговорил:

– Брат посвящающий, приблизь чашу для крови!

Рафал почувствовал, что возле него стоит князь и что это его называют братом посвящающим. К груди Рафала приставили холодный медный сосуд. В ту же минуту он услышал голос майора, которого мысленно называл уже великим мастером. Мастер приставил острие циркуля к левой стороне груди нового ученика и проговорил по-немецки:

– Во имя всевышнего строителя мира…

Он сильно нажал на циркуль и, повысив голос, продолжал:

– Im Namen der gesetzmäßigen verbesserten und vollkommenen St. Iohannis-Loge, genannt «Zum goldenen Leuchter»… [327]

Он в третий раз нажал на циркуль и проговорил:

– В силу доверенной мне власти, с разрешения всех братьев, принимаю тебя в качестве ученика-каменщика. Встань. Ведите его на запад.

По обеим сторонам ученика опять очутилось два человека.

– Брат блюститель! – проговорил мастер. – Спроси его, желает ли он увидеть малый свет?

– Желаю, – ответил Рафал.

Он услышал, как гасят кругом огни и задувают пылающую смолу, как чадят свечи. В ту же минуту он услышал, что все направляются к нему, и почувствовал острия всех шпаг на своей груди. Meister vom Stuhl [328]проговорил, ударяя молотком:

– Брат блюститель, дай ему малый свет.

С глаз Рафала немного сдвинули повязку.

Он увидел пламя спирта, горевшего на возвышении, где сидел мастер. Лицо майора, которое время от времени освещалось мигающим пламенем, являлось как бы в туче. Послышался второй удар молотка, и повязку сдвинули еще выше. Когда должен был раздаться третий удар молотка, мастер проговорил грозные слова таким негрозным голосом, что Рафалу стало весело и захотелось пошутить:

– Трепещи, юноша, если вздумаешь нарушить присягу! Трепещи!

Рафал нисколько не трепетал.

– Все обращенные на тебя шпаги пронзят твое предательское сердце, если ты когда-нибудь нарушишь присягу!

Ложу понемногу стали освещать, и среди присутствующих воцарилась торжественная тишина. Рафал опять очутился один между двумя блюстителями. Все те, кто направлял на него свои шпаги, выстроились в два ряда, кое-кто уселся на поперечных скамьях или занял отдельные места за столиками. Стоявшие в рядах держали в руках шпаги.

Великий мастер спросил:

– Чего вы желаете, сударь?

– Света, – ответил Рафал.

– Блюстители! Откройте вновь принятому великий свет!

При третьем ударе молотка с глаз Рафала сняли повязку.

– Брат мой, – проговорил мастер своим добрым, радостным голосом, – ты принят к нам в ученики. Если ты заслужишь, то не только шпаги, которые ты видишь здесь, но и все оружие братьев во всем мире явится тебе на помощь.

Брат Рафал окинул любопытным взором место, где он находился.

Это был зал, обитый синим сукном. В глубине его стоял трон с золотыми украшениями. Перед троном находился алтарь, а выше – стол с трисвечником. По бокам возвышались две бронзовые колонны. [329]На одной из них Рафал заметил букву В, на второй Y. Неподалеку от колонн стояли два больших подсвечника с горящими свечами, в глубине, у алтаря, третий. Перед ними был ковер с какими-то странными знаками.

– Zur Ordnung! [330]– проговорил мастер.

Все вложили шпаги в ножны. Новому ученику закрыли, наконец, плечо и велели идти вперед, ставя ступни под прямым углом. Когда он сделал таким образом семь шагов, мастер сказал:

– Поставьте его на циркуль мудрости, на угольник искренности, на звезду лучезарную.

Рафал снова сделал с трудом три шага на указанные места. Мастер обратился к нему с длинной и задушевной речью, вручил ему поданные блюстителем обрядности на бархатной подушке: шитый шелковый передник, белые мужские перчатки и белые дамские перчатки (в знак уважения к женщине) и под конец научил его делать знак ученика, то есть прикладывать к горлу руку, сложенную наподобие угольника, а также приветствовать братьев.

Когда все эти церемонии закончились поцелуем мастера, Рафал, переданный блюстителям, выслушал длинное и запутанное объяснение ковра. Он мало понял из этого объяснения. Голова у него пылала, в ушах странно шумело, в висках билась кровь. Незнакомые лица братьев вызывали в душе его неопределенное чувство. Он знал, что теперь соединен с ними навсегда, а меж тем они были ему совершенно чужды и как будто даже враждебны.

Великий мастер ударил молотком и спросил:

– Брат первый блюститель, который час?

– Полночь.

– Так как сейчас уже полночь, объяви в своих рядах, что я намерен эту благочестивую и совершенную ложу ученика закрыть тремя большими ударами и открыть столовую ложу.

Тремя ударами мастера, повторенными блюстителями, заседание было закрыто. Присутствующие прошли по коридору в другой зал, где уже были накрыты столы. Это была длинная комната с голыми стенами. Великий мастер сел посредине, рядом с ним, с правой стороны, – князь; и тут же около этих высоких особ посадили Рафала. Столы были расставлены подковой, и новый каменщик видел со своего места всех своих братьев. Он думал, что уже кончился обряд, но ошибся. Мастер обратился к блюстителям и торжественно объявил:

– Столовая ложа ученика открыта, и каждый брат может работать согласно трудовому плану, какой будет дан.