Блез Сандрар - Золото

Он, преимущественно человек действия, он, никогда не сомневавшийся, теперь полон сомнений. Он становится замкнутым, угрюмым, подозрительным, скупым. Его терзают угрызения. Открытие золота заставило его поседеть, побелели и волосы, и борода; теперь же глодающая душу тайная тревога сломила его, унизив гордость предводителя. Он ходит в длинной шерстяной рясе, на голове — маленький колпак из кроличьей шкурки. Говорит с запинкой. Взгляд блуждающий. Ночью он не может заснуть.

Золото.

Золото его разорило.

Он не понимает.

Золото, все, какое было добыто за эти четыре года, и все, какое еще добудут, принадлежит ему. Его украли. Он пытается прикинуть в уме всю сумму, подсчитать точную цифру. Сто миллионов долларов, миллиард? Боже мой, при мысли, что с этого ему не досталось ни гроша, у него кружится голова. Это несправедливость. К кому обращаться, Господи? А все эти люди, они пришли и разрушили мою жизнь, почему? Они сожгли мои мельницы, разграбили и опустошили мои плантации, угнали и поубивали стада, разрушили мой громадный труд, разве это справедливо? А теперь, вволю поубивав друг друга, основывают семьи, семьи, деревни, города и устраиваются на моих землях, под защитой Закона. Если таков порядок вещей, Господи, почему же мне не дано воспользоваться им для себя и за что мне столь всеобъемлющее горе? Все города, все эти города принадлежат прежде всего мне, и деревни тоже, и семьи, и люди, вместе с их трудом, скотом и их счастьем. Боже мой, что мне делать? Все, что было в руках моих, вдребезги разбилось, добро, состояние, честное имя, Новая Швейцария и несчастная Анна. Возможно ли это и почему так?

Сутер осматривается в поисках помощи, совета, поддержки; но все вокруг окутано таким туманом, что даже собственные беды подчас кажутся ему призрачными. Тогда, в странные минуты возвращения к самому себе, он со стыдом вспоминает о своем детстве, о вере, о матери и об отце, о той среде, где превыше всего честь и труд, и особенно о дедушке, честнейшем человеке, настоящем приверженце правды и порядка.

Его преследуют миражи.

Он все чаще вспоминает о своей далекой маленькой родине; ему представляется этот безмятежный уголок старой Европы, где все спокойно, размеренно, все на своем месте. Все в образцовом порядке — мосты, каналы, дороги. Дома на тех же местах, что были всегда. Жизнь обывателей протекает вне истории; там работают и тем счастливы. Снова, как на открытке, он видит Рюненберг. Вспоминает тот фонтан, в который плюнул, когда уходил. Он хотел бы вернуться туда и умереть.

Однажды он пишет такое письмо:

«Мой дорогой господин Бирманн, От моих детей вы узнали о великом горе, постигшем меня, когда моя бедная Анна приехала умереть у моих дверей. Так было угодно Божественному Провидению. Но отдаете ли вы себе отчет во всей глубине моих несчастий? Не хочу в который раз вдаваться в историю этой катастрофы, которая в общей сложности и есть история всей моей жизни, достаточно я твердил ее себе все последние четыре года и смею вас уверить, что ничего не понимаю и не вижу ни межи вокруг, оглядываясь в поисках жизненных опор. Я не умею жаловаться, и все-таки бедняк, пишущий вам, разбит, загнан, измучен, как старый мерин. Тем не менее должен вам сказать, я не заслуживаю того, что со мной случилось, и мне пришлось заплатить годами бедствий за несколько ошибок молодости. Да будет вам известно, что я жил в этой стране с княжеским блеском, или, точнее, как говорят у нас в народе, «как Бог живет во Франции». Открытие золота меня разорило. Я не понимаю. Неисповедимы пути Господни. На свет Божий это золото впервые извлек мистер Маршалл, мой плотник, работавший на строительстве моей лесопилки в Коломе. После его удара киркой все покинули меня — мои служащие, рабочие, приказчики, вплоть до моих храбрых солдат и доверенных лиц, которым я, между прочим, платил весьма хорошо. Но им захотелось большего, и они обокрали меня, разграбили все и кинулись на золотодобычу. Золото проклято, и все, кто приезжает сюда и собирает его, тоже прокляты, ибо большинство из них погибает, и я спрашиваю себя — как? В эти последние годы жизнь здесь превратилась в ад. Резали, грабили, убивали. Все кругом предавались разбою. Много таких, что сошли с ума или покончили с собой. Все из — за золота, а это золото превратилось в водку, и я задаюсь вопросом, что станется потом и далее. Сейчас мне кажется, что у меня тут весь мир копошится. Люди приезжают из всех стран, они строят на моих землях города, деревни, фермы и разделяют между собой мои плантации. Они возвели проклятый город, Сан-Франциско, в тех самых местах, что я выбрал для высадки моих бедных канаков, которые тоже покинули меня, побежали за золотом и потом спились, и уже давно все подохли бы как собаки, если бы добрый падре Габриэль не приходил к ним, вырывая из когтей Шенона, короля винокуров, чтобы привести ко мне, часто рискуя жизнью, и я принимаю их, они работают теперь в Эрмитаже с моими добрыми индейцами и на обеих новых фермах, которые я отдал мальчикам, о чем они, и Виктор и Артур, сами еще напишут вам.

Калифорния сейчас стала частью Американского союза, и страна полностью изменяется. Из Вашингтона присылают надежных солдат, но порядок еще далеко не установился. Каждый день пришвартовываются все новые прибывающие, а золотые горы не иссякают. Как я уже сказал вам, прежние почти все погибли, и хотелось бы узнать как. Зверь Апокалипсиса блуждает ныне в этих краях, и все полны тревоги. Мормоны уже уехали, нагрузив повозки золотом, а я не захотел последовать за ними. Говорят, они построили город на берегах Соленого озера, где сейчас живут в разврате и пьянстве, ибо насадили там виноградники, чему научились в моих владениях, где многие из них трудились до открытия золота и были тогда основательными, надежными работниками, да-да, а сейчас кажутся проклятыми, как и все. Вправду ли на мне лежит вина за все это? Когда я думаю о своих невзгодах, мне временами кажется, что это так. По этим землям шатаются толпы комедиантов и множество женщин, приехавших продолжить род и потом уезжающих обратно, — итальянок, чилиек, француженок. Первые собственники земли заняты тяжбами с адвокатами из Нью — Йорка, которые вручают документы на частную собственность новым прибывшим. В этом процессе участвуют все; а я — я не желаю следовать ничьему примеру, и что я должен делать? Вот почему я пишу вам.

Таково положение.

Я разорен.

По американскому закону половина добытого золота по полному праву принадлежит мне, а его там на сотни и сотни миллионов долларов. С другой стороны, открытие золота в моих землях нанесло мне невосполнимый ущерб, мое имение захвачено силой, разграблено, и, стало быть, я имею право на возмещение. Третий пункт — я являюсь единственным собственником территории, на которой выстроен Сан-Франциско (за исключением тоненькой прибрежной полоски у самого моря, принадлежавшей миссии францисканцев), и других территорий, на которых выросли и другие города и деревни. Я имею документы о собственности на эти земли, врученные мне во времена мексиканцев губернаторами Альварадо и Микельтореной как вознаграждение за верную службу и возмещение ущерба от войн с индейцами на северной границе. В-четвертых, множество новых колонистов обустроились на моих плантациях и похваляются новехонькими актами о собственности, хотя ведь это я сделал весь край плодоносным и заплатил большие деньги за аренду земель русским, уезжавшим отсюда. И наконец, мосты, каналы, пруды, шлюзы, проезжие и проселочные дороги, свайный мол на заливе, понтоны, мельницы, которые я построил на свои средства, сейчас служат общественным нуждам, так что правительству штата надо со мной расплатиться. И потом, есть еще золото, которое добудут в ближайшую четверть века и на которое я имею право.