Эптон Синклер - Между двух миров

— Ланни, — спросила однажды Бьюти, — скажи по совести, что ты думаешь насчет теорий мистера Дингла?

— Да как тебе сказать, — отозвался Ланни. — Может быть, в них что-то и есть. Многие умные люди тоже так думали. Тут все зависит от того, как выражать эти мысли…

— По-моему, мистер Дингл выражает их превосходно. Но я не доверяю себе — я так невежественна!

— На твоем месте, — сказал Ланни, — я бы не стал терзаться сомнениями. Нравятся тебе эти теории — ну, значит, они для тебя и правильные.

— А отчего ты ими не интересуешься, Ланни?

— Должно быть, оттого, что никогда не ощущал в них надобности. Люди хватаются за такие теории, когда у них не все благополучно в жизни.

— Я была раньше ужасно суетной женщиной, Ланни!

— О да, — ответил он, — но, как видишь, ты еще не совсем погибла… — И прибавил с лукавой искоркой в в глазах: — Хочешь, я поговорю с мистером Динглом и выясню, насколько у него честные намерения? — Бьюти густо покраснела, и сын понял, что дело принимает серьезный оборот.

Ланни не был поэтому удивлен, когда несколько дней спустя мать снова навела разговор на эту тему. Ей было совершенно необходимо поговорить с кем-нибудь, а кого же это касалось ближе, чем Ланни? — Ты по-прежнему хорошего мнения о мистере Дингле? — спросила она.

— Лучшего чем когда-либо, — ответил он. — По-моему, он держится очень прилично.

— И ты в самом деле ничего не имел бы против, если бы я вышла замуж за этого бедняка?

— При чем тут бедность? У нас есть гораздо больше, чем нам нужно.

— Все скажут, что это мезальянс. И потом — не могу представить себе, как я буду называться «миссис Дингл»!

— Пусть это будет нечто вроде морганатического брака; он будет принц-супруг, без всяких юридических прав. Твои друзья по прежнему будут называть тебя Бьюти Бэдд, а слуги и торговцы — мадам Детаз. Зачем менять?

— О Ланни, с твоей стороны ужасно толкать меня на такое дело!

— Ну-ну, больше не буду. Если хочешь оставаться очаровательной вдовой, ты имеешь для этого все данные.

Прошло несколько дней. Бьюти не возобновляла этого разговора. Как-то пришел мистер Дингл и произнес особенно прекрасную речь о любви божьей, которая должна служить образцом для нашей слабой плоти. Бьюти была глубоко растрогана, и, когда он кончил, она сказала: — Вы помните, что вы говорили о вашем отношении ко мне, мистер Дингл?

— Разумеется, мадам. Как мог бы я забыть?

— И ваше отношение осталось таким же?

— Я не изменю его никогда.

В ответ на это Бьюти пленительно покраснела и пустилась в подробные объяснения насчет того, что у нее двое детей, и еще Марсель желал, а Робби прямо требует, чтобы ее имущество перешло к этим детям. Поэтому, если мистер Дингл собирается жениться на ней, то лучше обо всем заранее договориться и все законно оформить.

— О мадам! — воскликнул божий человек. — У меня и в мыслях не было коснуться хотя бы одного су из ваших денег. Никогда чистота моей любви не будет осквернена вопросом о деньгах!

И он упал на одно колено перед прелестнейшей из всех франко-американских вдов и поцеловал ей руку, в точности придерживаясь традиций викторианских романистов.

Согласно той же традиции, Бьюти следовало бы сказать: «Встаньте, сэр Парсифаль!» Но вместо того она продолжала сидеть молча, и слезы лились по ее щекам, а когда он взглянул на нее и увидел эти слезы, он тоже заплакал; это было обручение сердец, и вскоре оба совершенно растворились в блаженстве, как будто им было по семнадцати лет. Если б Бьюти не боялась своих светских друзей, она бы заказала себе полное приданое и платье со шлейфом в несколько метров длиной.

Во Франции не принято сочетаться браком наспех. Сначала были выполнены все юридические формальности и подписан брачный контракт, и только потом жених с невестой отправились в мэрию, где они были объявлены мужем и женой. Они не уехали в свадебное путешествие, так как мистер Дингл сказал, что незачем еще ездить куда-то, раз господь бог здесь. Новый муж Бьюти перевез свои скромные пожитки и водворился в комнате, пустовавшей с тех пор, как полтора года назад оттуда выехал Курт. Поселился чудотворец и в женском сердце, покинутом Куртом, и заполнил его целиком.

Странное завершение бурной жизни Бьюти Бэдд, но ее сын облегченно вздохнул и перестал думать о целой серии неприятностей, которых теперь уже нечего было опасаться.

Пора было и Ланни перестать ухаживать за чужими женами и воспитывать чужих детей! По доброте сердечной Эмили простила легкомысленному юноше свою неудачу; она написала, что собирается приехать и что с нею приезжает Ирма Барнс, наследница барнсовских миллионов, и что бы сказала Бьюти, если бы эта девушка стала ее невесткой?

Бьюти могла бы сказать очень многое — хватило бы на целую почтовую сумку. Поэтому она просто поговорила сначала с Софи, а затем с ее приятельницей Марджи. Все три женщины знали, что тут нужно соблюдать величайшую осторожность, — Ланни ведь никак не хочет отказаться от своих диких взглядов; достаточно ему узнать, что у кого-то много денег, и он сейчас же начнет выискивать в этом; человеке отрицательные черты и сторониться его. Поэтому нельзя было ни единым словом намекать на то, что Ланни может влюбиться в Ирму Барнс или даже просто познакомиться с ней; сначала надо только рассказывать при нем, как она мила, какую сенсацию произвела в Нью-Йорке, как она интересуется духовными проблемами, словом — обо всем, кроме того, что она утвержденная в правах наследница двадцати трех миллионов долларов.

Дж. Парамаунт Барнс в свое время был владельцем коммунальных предприятий и считался в этой области крупнейшим магнатом или, как теперь выражались, «китом»; он сделал головокружительную карьеру, построив то, что называется пирамидой компаний. Робби однажды объяснил эту систему своему сыну со смесью иронии и уважения: существовали на свете люди, одной из обязанностей которых было помещать в процентные бумаги свободные средства крупных концернов и страховых компаний, составлявшие сотни миллионов долларов. Само собой разумеется, дельцы, распоряжавшиеся этими «резервными фондами», пользовались у крупных банков величайшей благосклонностью и неограниченным кредитом. С помощью кредита они легко могли сосредоточить в своих руках контрольные пакеты акций большинства компаний, снабжавших электроэнергией города и штаты, и организовать верховную «распорядительную компанию», владевшую и распоряжавшуюся акциями всех подчиненных ей предприятий. Верховный концерн контролировался владельцами трех «акций с решающим голосом», нарицательной стоимостью в один доллар каждая, а это означало, что колоссальное предприятие находится в цепких руках Дж. Парамаунта Барнса, его личного секретаря и одного из его клерков. Кроме акций с решающим голосом, концерн выпускал на несколько сот миллионов долларов обыкновенных акций, часть которых отдавал мистеру Дж. Парамаунту Барнсу за его труд, а часть продавал публике. В эти годы миллионы людей по всей стране спешили раскупать акции любого концерна, о котором им приходилось прочесть в газетах, и, тем самым, они повышали их курс на бирже, так что каждый мог сразу обогатиться и богатеть дальше с каждым днем.