Генри Джеймс - Послы

— Но все они — наконец-то! — уезжают, — сообщил он.

На мгновение это известие озадачило мисс Гостри.

— Все? И мистер Ньюсем с ними?

— Еще нет! Сара, Джим и Мэмми! И с ними Уэймарш — ради Сары. Такое облегчение, даже не верится! — продолжал Стрезер. — Кажется, я этого не перенесу — такая неожиданная радость. Впрочем, неожиданная радость еще и то, — добавил он, — ну, как вы думаете, что? — то, что Крошка Билхем тоже с ними. Он, конечно, едет ради Мэмми.

— «Ради»? — удивилась мисс Гостри. — Вы полагаете, они уже помолвлены?

— Ну, если угодно, ради Меня, — пояснил Стрезер. — Он ради меня чего только не сделает, как, впрочем, и я для него — все, что в моих силах. И ради Мэмми тоже. И Мэмми для меня все, что сможет, сделает.

Мисс Гостри испустила глубокий вздох.

— Просто диву даешься, как вы умеете подчинять себе людей.

— Да, и это, разумеется, превосходно, с одной стороны. Но, с другой, полностью уравновешивается тем, как я не умею. Я ничего не добился от Сары, хотя мне и удалось вырвать у нее еще одно свидание, о котором сейчас расскажу. Правда, с остальными все получилось как надо. Ведь должен быть и у Мэмми, следуя благословенному закону жизни, свой молодой человек.

— А у бедняги Билхема? Что должно быть у него? Вы полагаете, они готовы пожениться ради вас?

— Я полагаю, что, следуя тому же благословенному закону, если они не поженятся, ничего не произойдет. Вот уж о чем у меня голова не болит.

Она сразу поняла, что он имеет в виду.

— А мистер Джим? Кто составил компанию ему?

— Ох, тут я ничего не сумел устроить, — пришлось признать Стрезеру. — Ему, по обыкновению, открыт весь мир — мир, который в конечном итоге, если послушать Джима, — о, у него тьма удивительных приключений! — необыкновенно к нему благоволит. Он, к счастью, везде — «на нашей грешной земле», как он выражается, — находит все, что ему нужно. А самое замечательное свое приключение он пережил на днях.

Мисс Гостри, уже зная, о чем речь, мгновенно связала концы с концами.

— Он побывал у Мари?

— Да, сам по себе, сразу после приема у Чэда, он — разве я не говорил вам? — отправился к ней на чашку чаю. По ее приглашению — но один.

— Совсем как вы! — улыбнулась Мария.

— Только не в пример мне он чувствует себя с нею очень уютно. — И, поскольку его собеседница не скрыла, что вполне согласна с таким наблюдением, которое дополнила и обогатила собственными воспоминаниями, добавил: — Вот мне и захотелось устроить, чтобы мадам де Вионе тоже поехала.

— В Швейцарию? В этом обществе?

— Да, ради Джима — ну и для общей симметрии. Недели на две, если бы удалось, она бы поехала. Она готова, — сказал он, следуя своему новому представлению о ней, — готова на все.

С минуту мисс Гостри молчала, вникая в услышанное.

— Она само совершенство!

— Думается, ей захочется приехать вечером на вокзал, — проговорил Стрезер.

— Проводить его?

— Вместе с Чэдом — не восхитительно ли! — как знак внимания к ним. Она делает это — он словно видел ее воочию — с таким воздушным изяществом, так непринужденно и весело — тут и у мистера Покока голова пойдет кругом.

Эта мысль целиком захватила нашего друга, и его собеседница выждала немного, прежде чем заметить:

— Как, короче говоря, пошла кругом у вас. Немножко. Вы ведь влюблены в нее, признайтесь? — решилась она.

— Влюблен — не влюблен… Право, это не имеет значения. Почти никакого… А уж наших отношений с вами никак не касается.

— Все-таки, все-таки, — продолжала с улыбкой Мария, — они, эти пятеро, едут, а вы и мадам де Вионе остаетесь.

— О, и Чэд, — поправил ее Стрезер. — И вы.

— Ах — я! — Она снова как-то сокрушенно вздохнула, внезапно выдав что-то затаенное, что-то, с чем не могла примириться. — По-моему, я напрасно остаюсь. В сложившихся обстоятельствах — как вы их изъяснили — я чувствую себя совершенно лишней, отторженной.

Стрезер замялся.

— Но ваша отторженность, то, что вы от всего в стороне, — позиция, которую вы сами — не так ли? — избрали.

— Да, сама. Это было необходимо… то есть так лучше для вас. Я другое хотела сказать: по-моему, вам от меня уже мало пользы.

— Как вы можете так говорить? — всполошился он. — Вы даже не знаете, как мне полезны. А когда перестанете…

— Что тогда? — спросила она.

— Тогда я сам вам скажу. А пока можете не сомневаться на этот счет.

Она на мгновение задумалась.

— Вы положительно хотите, чтобы я осталась?

— Разве я дал вам повод считать иначе?

— Нет, вы, что и говорить, очень милы со мной. Но, — пояснила Мария, — тут дело во мне. Наступает лето, и в Париже, как вы могли заметить, становится жарко и пыльно. Все разъезжаются, и кое-кто — не в Париже — ждет меня к себе. Но если я нужна вам здесь…

Она словно уже подчинилась его слову, тем не менее им вдруг овладело острое — острее, чем он от себя ожидал, — чувство страха ее потерять.

— Вы нужны мне здесь.

Она приняла эти слова, словно услышала все, чего желала, словно они принесли ей, дали ей, возместили что-то недостающее в ее положении.

— Спасибо, — сказала она просто, и хотя он, несколько отрезвев, бросил на нее взгляд пожестче, добавила: — Спасибо вам.

Это нарушило течение их беседы, и он чуть-чуть задержался с ответом.

— А вот два месяца назад — или когда это было? — вы вдруг сорвались отсюда на целых три недели. И причина, которую мне назвали, вряд ли соответствовала действительной.

— У меня и в мыслях не было, — сказала она, — что вы мне поверили. Ну раз не догадались, тем лучше.

Он отвел глаза и, насколько позволяла тесная комната, медленно погружаясь в себя, отошел.

— Я часто об этом думал, но так ни до чего и не додумался. Нет, не догадался. И вот видите, с какой бережностью я отношусь к вам: ведь ни разу не спросил вас до сегодняшнего дня.

— Почему же сегодня… все-таки спросили?

— Чтобы показать, как мне вас недостает, когда вы отсутствуете, и как много это для меня значит.

— Ну, положим, куда меньше, — рассмеялась она, — чем могло бы. Впрочем, — добавила она, — если вы и впрямь не догадались, я скажу.

— Не догадался, — подтвердил Стрезер.

— Совсем?

— Совсем.

— В таком случае, я сорвалась, как вы выразились, чтобы не сгорать со стыда, находясь здесь, если Мари де Вионе вздумалось бы рассказать вам что-то меня роняющее.

Он, видимо, и сейчас не вполне поверил.

— Но ведь вам все равно пришлось бы столкнуться с этим по приезде.

— Ну, если у меня появилось бы основание полагать, что она сообщила вам что-то дурное, я оставила бы вас навсегда.

— Стало быть, — продолжил он, — только зная, что она поступила с вами милостиво, вы решили вернуться.

— Да, я благодарна ей, — подтвердила Мария. — Каково бы ни было искушение, она не разлучила нас. И это одна из причин, по которой я искренне ею восхищаюсь.