Станислав Китайский - Повесть Спеши строить дом

Они шли вместе, плечо к плечу — здоровенный Размыкин и небольшой, щеголеватый в своем рабочем наряде тракторист, что-то вспоминали давнее, но важное для обоих и сейчас, наболевшее, потому что время от времени у них вырывались из речи звучные словечки, и Владимиру Антоновичу вдруг подумалось, что именно эти словечки отпугивали кровопийц, по крайней мере, ни следователь, ни Алексей ни разу не шлепнули себя но лицу, и он сказал об этом эксперту.

— Заговоренные они, что ли? — ответил эксперт. И повторил вопрос криком: — Почему вас комары не жрут, Анатолий Васильевич? Откройте секрет!

— Мы с Лехой заговор знаем, — отозвался Размыкин. — Вам он не поможет.

Когда свернули в болото, эксперту пришлось совсем худо. Леха и Владимир Антонович с Баяновым пошли как бы еще легче. Перепрыгивая с кочки на кочку, умело пользуясь извивами, они далеко отрывались от спутников и подолгу поджидали их. Размыкина подводила спортивность. Сделает три-четыре ловких прыжка с кочки на кочку, потом промахнется, взмахнет руками и всей тяжестью своего тела вштопорится меж кочек, полежит, встанет и прыгает дальше, придерживая очки и делая вид, что ничего не случилось. Эксперт же падал и увязал так часто, что больше полз на четвереньках. И когда добрались до речки, он зашел прямо в воду, благо терять было нечего, долго пил из пригоршней, плескал в лицо, устало, шумно фукал.

— Какой черт вас занес на эти кулички? — наконец крикнул он Просекину. — Чего понадобилось? Хрен ли вы здесь делали?

— Дом строили, — ответил Просекин.

— Чего? — изумился тот, застыв на секунду в позе мокрой курицы. — Дом? Ну это идиотизм! Хе, дом! — и он засмеялся, роняя с подбородка частые капли.

И то, что эксперт почти слово в слово повторил Баянова, рассмешило Владимира Антоновича.

— Экие вы стандартные! — сказал он, — Чуть что, сразу — «идиотизм»! Впрочем, все непонятное почему-то всегда кажется «идиотизмом».

Ему не возражали.

Когда добрались до излучины, где лежало тело Чарусова, солнце уже висело над самым хребтом, жара спала, лесные запахи усилились, и голоса зазвучали округло и гулко. Зная, что Витязев должен находиться у трупа, Просекин окликнул его, дождался ответа и повел спутников на голос прямо по чаще. Размыкин широкими жестами разбирал ветки, будто плыл по зеленым волнам и шумно отпыхивался. Эксперт берег глаза, защурял их, прикрывая локтем, ветки больно хлестали его но лицу, и он беспрерывно матерился — устало и зло. Вдруг чаща кончилась, под ногами в редкой осоке захрустела, зашевелилась галька.

На берегу у маленького дымокура они увидели большую фигуру Витязева. Он зачем-то переоделся в форменную без отличий одежку, выгоревшую и несвежую, но так, видно, ему было привычней. Все облегчендо вздохнули, как будто все неприятности были позади.

— Что тут у вас стряслось? — спросил Баянов, пожимая крепко руку Витязеву. — Надо же...

— Да, неприятность, — согласился Витязев. По его виду можно было сразу понять, что он никакого отношения к происшедшему не имеет и только по недоразумению оказался здесь и это ему очень неприятно. — Извините, так получилось...

— Какие тут извинения, — отмахнулся Размыкин. — Вы в каком звании, Василий Георгиевич?

— Михайлович! Полковник.

— Где же ваш труп, полковник? — Размыкин тут же поймал себя на ошибке и неожиданно для всех рассмеялся: — Не ваш, конечно. Вашего приятеля, Григория Евдокимовича Чарусова.

— Его трупа тоже нет, — улыбаясь, сказал Витязев.

— Как — нет?

— Украли? — всполошился Баянов. — А может, медведь утащил? Какого хрена лыбишься? Где труп?

— Нету, — ответил Витязев. — Есть живой Чарусов. А где он, не знаю.

— Ты что, Вася? — насторожился Владимир Антонович. Мысль, что Витязев «чокнулся», вспыхнула в нем сразу и уверенно: идиотская усмешечка, несет черт-те что, в полковники себя произвел... Ему сделалось остро жалко Витязева, жальче, чем мертвого Чарусова: — Что с тобой? Ты же

солдат, Вася! — Владимир Антонович с мольбой посмотрел на ошарашенного эксперта и понял, что тот тоже думает так же, и перевел глаза на румяное лицо Витязева. — Повернулся! — наконец уверился он. —Этого только и не хватало! Теперь докажете, что он убил. А его, никто не убивал! Никто! Не убивал! Понимаете! Не убивал!

— У меня нет валерьянки, — спокойно сказал Размыкин, — не таскаю. И у Леонида Федоровича нету.

Это был не только призыв к Владимиру Антоновичу самому, но и замечание эксперту: чего тут ртом воздух хватать, все бывает, уважаемый товарищ Галайда.

— Может, расскажете, в чем дело, полковник?

Витязев вздохнул, стер с лица улыбку и будто этим же движением руки надел на лицо другую маску — спокойного и рассудительного военного.

— Если бы я знал, в чем это дело! Мистика какая-то... Так вот, когда Владимир Антонович ушел звонить вам, я остался здесь с... — ему явно не хотелось говорить «с трупом», он замялся, но нашелся: — Здесь, у Григория. Не знаю, сколько просидел, может, час или полтора. Да нет, меньше. Потом решил сходить на табор перекусить чего-нибудь — мы не завтракали, и, может, удочку прихватить: так сидеть, сами понимаете, действительно чокнуться можно. Когда вернулся, трупа не было. И следов никаких. Если бы медведь, он волок бы его. А так — ничего. Если кто-то скинул его в речку, то тело застряло бы вот тут же на перекате, а там — ничего. На том берегу тоже никаких следов. Значит, подумал я, тело унесли. Но трава не примята нигде, сквозь чащу тоже никто не продирался. Я решил, что его унесли по нашей тропинке к дому, и пошел туда.

— А сюда ты от дома возвращался не по тропинке? — спросил Баянов.

— По тропинке мы только во время рыбалки ходим, а так чего кружить? Напрямую проще и ближе. Берег ои и есть берег.

— А как долго вы были на таборе? — поинтересовался Размыкин.

— Не засекал. Пока чай вскипятил... Около часа, наверное.

— Ну, ну, дальше! — поторопил его Баянов.

— Вернулся к дому. На палатке висела записка: «Ушел на почту». Знаете, как в газетных киосках. У нас такая шутка была, Григорий ходил «на почту», то есть если он отлучался в деревню или за ягодой, за грибами, то вешал эту табличку.

— Так табличку или записку? — спросил Размыкин.

— Табличку. Из бересты. Сами увидите. У меня тоже своя была... У Просекина — «Ушел на базу».

— Почему на базу?

— Он носил у нас звание баталера. Хозяйничали же мы все но очереди.

— Ну, ну, и дальше!

— Дальше эта табличка продолжает висеть на пологе палатки.

Размыкин достал сигареты и закурил. Остальные с любопытством следили за его неторопливыми движениями, будто по ним пытались отгадать, что же будет дальше.

— Вот такие дела, — подытожил следователь. —Что будем делать, Леонид Федорович? Вам не кажется, что эти двое дураков из нас делают?