Мария Пуйманова - Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

— Что мне было делать, не гнать же на улицу? Как-никак родная дочь. А я ведь одна как перст. Сын уже сколько лет в России, сейчас служит в чехословацкой армии, меня из-за него даже таскали в гестапо…

— У меня брат в Красной Армии, слышите? — закричала Ружена, хватаясь за последний козырь. — Брат вернется, он вас проучит! Чего вы ко мне привязываетесь, я буду жаловаться. Брат этого так не оставит!

— Не очень-то рассчитывайте на брата, ошибетесь, дамочка. Надевайте-ка пальто и ступайте с нами.

Ро побледнела как мел и истерически взвизгнула:

— Я че-шка! Я из народа! Я ничего не сделала! Я не виновата, что где-то подстрелили ребенка! Я тут ни при чем!

Какая-то разъяренная женщина закатила ей пощечину.

— Тебе все равно, что наших детей убивают, шлюха ты этакая!

— Я чешка, я чешка-а-а! Маменька, скажите же им! Я за чехов, эта ошибка, отпустите меня.

— А это что? — строго спросил один из мужчин, раскрыв перед ней надушенную сумочку из крокодиловой кожи (подарок Вилли, сувенир из Антверпена) и вынул из нее что-то. — Немецкие продуктовые карточки! Вы их забыли уничтожить.

— Продалась за жратву и тряпки. Тьфу!

— Верно говорил наш отец: отуреченный хуже турка.

— Иди, иди, потаскушка!

— Что же вы стоите, митбюргерин [257] Гражданка (от нем. die Mitbürgerin). . Марш, марш! Хотели к немцам — мы вас к ним и отведем.

И Ружену увели туда, где сидели арестованные нацисты.

Современные города уже не обносят крепостной стеной. Но вся Большая Прага окружена пролетарскими твердынями — фабриками и заводами. Шесть лет назад, в ужасном сентябре 1938 года, люди с заводов и фабрик по артериям улиц устремились к сердцу Праги — парламенту, окружили его и кричали: «Оружия! Мы за него платили!» Но оружие в конце концов увезли в Германию. Неделя за неделей шли из Чехословакии военные грузовики с тщательно укрытым грузом неизвестного назначения, маркированным непонятными буквами «W. Н.» [258] Военное имущество германской армии (от нем. Wehrmacht Heersgerat). . «Выдал Гаха», — остроумно расшифровал народ. Народный юмор был неистребим. Пока не было другого оружия, чехи защищались хотя бы мрачными шутками…

«Дайте нам оружие, мы за него платили!» Но никто не дал народу оружия в дни Пражского восстания. Отряды рабочих захватывали врага у себя на заводах — их не пугали ни веркшуцевцы, ни немецкие солдаты — и так доставали себе оружие. В мирное время пролетариат кормил, поил и одевал столицу, сейчас он вооружил ее.

Уже две недели напротив Вальтровки, на пригородной станции Инонице, стоял в тупичке немецкий бронепоезд. Рабочие злились: зачем он тут торчит? Бронепоезд косился на них дулами пулеметов и дальнобойных орудий. Направит он орудия на нас, когда это начнется?

Иноницкая Вальтровка была на плохом счету у оккупантов. Завод бастовал уже в сорок первом году, и, хотя десять рабочих попали тогда в Маутхаузен, в последнее время саботаж развернулся на заводе вовсю. Поступал, например, заказ на тридцать авиационных моторов, но — хотите верьте, хотите нет — ни один мотор не выходил из цеха. Заместитель директора — чех, когда-то служивший майором в австрийской армии, — просто с ума сходил от ужаса и не рвал на себе волосы только потому, что был лыс. «Люди, вы меня губите! — стонал он. — Ну хоть один-единственный мотор соберите!»

Мотор собрали, но при испытании он развалился на части. На заводе ввели двенадцатичасовой рабочий день — рабочие проводили время за игрой в карты. У входа в цех они ставили мальчишку сторожить, не идет ли «Кот в сапогах» или «Лопоухая торпеда» — наиболее ярые веркшуцевцы.

Но теперь рабочие согнали веркшуцевцев в механический цех и, отобрав у них оружие, отвели в подвал, под замок. Тех, кто в субботу с утра не вышел на дежурство, арестовали дома. Привели и «Кота в сапогах», избитого соседками по дому за доносы в гестапо.

Совещаясь, рабочие Вальтровки поглядывали на бронепоезд. Бронепоезд был неподвижен. Как бы он не обстрелял завод! Для того мы тут и остались, чтобы беречь Вальтровку. Вальтровцы были связаны с моравскими партизанами: двое уехали туда еще в начале года, а недавно Скáла и Пернт тоже хотели уйти к ним, но партия дала указание: «Никуда не уезжайте, оставайтесь на заводе, берегите его!»

И вот бронепоезд, как туча, стоит над заводом, и никто не знает, разразится ли гроза. А что, если уговорить команду бронепоезда сдаться?

Скала и председатель революционного заводского комитета старый Пернт не поленились и пошли на вокзал. Немецкий язык они знали плохо, но все же изложили командиру поезда свое предложение.

— У нас на заводе много вооруженных людей, — врали они гитлеровцу. — Сдавайтесь, все равно всему конец. Вам ничего не будет.

Командир бронепоезда высокомерно ответил, что не ведет переговоров со штатскими и будет объясняться лишь с человеком в форме.

— Надо было послать к нему железнодорожника! — смеялись рабочие.

Положение, собственно, было не из веселых, но чешские рабочие не теряли юмора даже под угрозой пушек и пулеметов бронепоезда.

Тем временем на завод прибыл военный. Его прислали из центра. Он отправился на переговоры с командиром бронепоезда. Тот попросил время на размышление и обещал ответить к двум часам дня. Над заводом летали самолеты — малоприятное зрелище. Пробило час, пробило два, вот уже и четверть третьего, а бронепоезд все молчит. Военный снова отправился на вокзал и предложил сдаться. Командир бронепоезда ответил, что ему еще надо подумать, да и вообще — там видно будет. Рабочие потеряли терпение. Хватит с ним возиться!

Посоветовались с военным.

— Из дальнобойных орудий он нас обстрелять не может, — сказал военный. — Для этого ему надо было бы отъехать за холм. Позиция у него никудышная. Две сотни смельчаков с ним справятся.

На заводе таких людей была едва ли сотня, но это не важно. Тотально мобилизованные не вышли на работу, а многие другие рабочие разошлись, осталось крепкое ядро смелых людей, которым был по-настоящему дорог завод. Помня совет военного товарища, они пробрались на станцию и разобрали пути, чтобы бронепоезд не смог занять лучшую огневую позицию. Кочегар-чех, насильно мобилизованный на бронепоезд, тем временем снял вентили для пневматической подачи боеприпасов, так что экипаж уже не мог стрелять даже из пулеметов. Рабочие начали обстреливать поезд из своих ружьишек, отнятых у веркшуцевцев. (Когда все кончилось, они сказали себе, что им просто повезло.) Команда бронепоезда вывесила белое полотенце.

Вот это были трофеи — вы и представить себе не можете! Тяжелые и легкие пулеметы, ленты к ним, фаустпатроны, дальнобойные орудия, ручные гранаты, тринадцать тонн боеприпасов! Гитлеровцы, правда, заминировали один вагон, но рабочие авиазавода были не лыком шиты, и старый Пернт сразу смекнул, в чем дело. Трофейное оружие было передано чешским солдатам, и в четыре часа дня по радио сообщили, что рабочие Вальтровки разоружили бронепоезд.