Ингман Бергман - Фанни и Александр

Карл: Только когда вижу тебя.

Лидия: Почему ты такой злой?

Карл: Стой, черт подери. (Шипит.) Куда ты направилась?

Лидия: Я не буду говорить с твоей матерью. Я иду домой. Du bist bоse, bоse ( Ты злой, злой (нем.). ). Я должна плакать. Ты не понимаешь, что я тебя люблю. Я плачу, и это пройдет нескоро.

Карл: О создатель! И почему мне все время приходится участвовать в этом отвратительном фарсе? Лидия! Не беги! Подожди!

Лидия, воздев руки над головой, громко рыдая, наступает на юбку, спотыкается. Карл хватает её, тянет к себе, пытаясь остановить, ему это не удается, и он плашмя растягивается на земле. Лидия вскрикивает, сразу же подбегает к нему, помогает встать, отряхивает его. Вскоре они исчезают за беседкой, прячущейся в кустах сирени.

Хелена оборачивается. В комнате стоит Енни, с голыми ногами и руками, светловолосая, загорелая, круглолицая. На ней выцветшая ночная рубашка. Она внимательно смотрит на бабушку, пряча что-то за спиной.

Хелена: Разве ты не должна быть давным-давно в постели?

Енни: Я убежала.

Хелена: А что скажет мама?

Енни: Она не узнает. Если, конечно, ты не насплетничаешь.

Хелена: И что же ты хочешь от твоей старой бабушки?

Енни делает шаг вперёд, потом ещё один, кладет перед фру Хеленой веточку земляники, улыбается и убегает.

Мать лежит на кровати Аманды. Она так и не сняла с себя пальто. Александр свернулся клубочком рядом, голова его покоится у нее на руке. Фанни сидит в ногах, а Аманда заняла стратегическую позицию у двери в коридор. Длительное молчание. В комнате совсем стемнело. Слышатся шаги Епископа. Он без стука открывает дверь и останавливается на пороге.

Эдвард: Добро пожаловать домой, Эмили. Ты задержалась. (Пауза.) Мы уже начали волноваться. (Пауза.) Фру Тандер спрашивает, будешь ли ты есть.

Эмили: Я не голодна.

Эдвард: Я так ей и передам. (Пауза.) Ты скоро собираешься ложиться? (Пауза.) Уже поздно.

Эмили: Я приду, когда заснут дети.

Эдвард: Я пока посижу в библиотеке и почитаю. Прошу тебя, не задерживайся. (Пауза.) Спокойной ночи, дети. Мы, правда, договорились, что Александр сегодня будет спать на чердаке, но, насколько я понимаю, это решение отменено.

Эмили: Да. (Пауза.) Отменено.

Эдвард: Пожалуйста. Может быть, так даже и лучше. Спокойной ночи, Фанни.

Фанни: Спокойной ночи, дядя Эдвард.

Эдвард: Спокойной ночи, Аманда.

Аманда: Спокойной ночи, дядя Эдвард.

Эдвард: Спокойной ночи, Александр.

Александр не отвечает.

Эдвард: Он спит?

Александр: Нет, я не сплю.

Эдвард: В таком случае ты тоже можешь мне ответить, когда я желаю тебе спокойной ночи.

Александр: Не могу.

Эдвард: Не можешь? (Улыбается.) Что за глупости, Александр.

Александр: Александр не желает Епископу спокойной ночи.

Эдвард(смеется): У тебя есть чувство юмора, Александр, и мне это нравится.

Он смеется ещё громче и закрывает за собой дверь, шаги удаляются. Мать и дети молчат, погруженные каждый в свои мысли.

Единственная лампа горит у кресла Епископа. Огромная комната тонет во мраке. Ночь. Эдвард Вергерус читает церковный журнал, делая карандашом пометки на полях. На нем короткий халат, на носу очки в золотой оправе. Из трубки вьется тонкая струйка дыма. Он сидит, вытянув ноги на скамеечку.

Эмили сидит за большим столом, заваленным книгами и журналами. На ней по-прежнему надето пальто, шляпа где-то по дороге исчезла.

Эдвард: Повидала свекровь и родственников? Довольна поездкой? Дождь шёл? Здесь дождь шёл весь день, и гроза была. Ничего, немного влаги полезно. Во всяком случае, для крестьян. Пришлось устроить Александру проработку после обеда. Его обычные штучки. Не умеет проводить грань между фантазией и реальностью. Но мы выяснили, что к чему. По крайней мере частично. Александр не глуп. Не глуп, но злопамятен. (Смеется.) Александр не желает Епископу спокойной ночи. Воистину великолепно. Я по-своему ценю его характер. Он просто-напросто этакий маленький оригинал. Ты молчишь, Эмили? (Пауза.) Ты чем-нибудь недовольна? Для этого у тебя нет абсолютно никаких оснований. Скорее у меня есть причины упрекнуть тебя кое в чем.

Эмили(после паузы): Ты ненормальный.

Эдвард(улыбаясь): Должен признаться, твоя привлекательность сильно проигрывает, когда ты скатываешься до вульгарности. Как я уже сказал, я мог бы тебя кое о чем спросить, но я не ищу ссоры и потому молчу.

Эмили: Ты запираешь детей.

Эдвард: Мера предосторожности, Эмили. Я хотел иметь гарантию, что ты вернешься.

Эмили: Ты избил Александра.

Эдвард: Как драматически ты выражаешься, дорогая. Я его наказал. Этого требует от меня мой долг воспитателя. Кроме того, наказание было мягким по сравнению с преступлением.

Эмили: Кожа содрана, раны кровоточат...

Эдвард: Извини, что я тебя перебиваю, мой друг. Я несколько раз хлестнул его прутом. Пару дней поболит, но эта боль полезна. Молодой человек теперь крепко подумает, прежде чем решиться на новую ложь или фантазии, если ты предпочитаешь называть это так.

Эмили: А унижение?

Эдвард: Наказанием господь принуждает нас к послушанию. Наказание может показаться унизительным, но оно необходимо. И кроме того, Эмили, наказание, полученное из любящих рук, не может быть унизительным в более широком смысле этого слова. Любовь и уважение не имеют ничего общего, а язык любви порой бывает весьма суров.

Эмили: Только тебе и говорить о любви.

Эдвард: Ты изволишь насмехаться. (Пауза.) Может быть, закончим этот разговор и пойдем спать?

Эмили: Ты запер его на чердаке.

Эдвард: Естественно. Ему требовалось побыть одному.

Эмили: Ты же знаешь, он боится темноты.

Эдвард: В это время года ночи светлы, и тому, у кого совесть чиста, бояться нечего.

Эмили: Я способна тебя убить.

Эдвард: Подобными мыслями ты вредишь ребёнку.

Эмили: Наш ребёнок никогда не увидит света.

Эдвард: Поостерегись говорить такие вещи, Эмили. (Пауза.) Мать, которая в состоянии болезненной ненависти к своему мужу хочет погубить своего ребёнка. Что делают с такой матерью? (Пауза.) Помещают в дом для душевнобольных, Эмили.

Эмили: Ты меня не запугаешь.

Эдвард: Я обязан внушить тебе страх. Но я делаю это с тяжелым сердцем, ибо, несмотря ни на что, люблю тебя. (Встает, подходит к ней.) Пойми же наконец, ты должна меня слушаться, должна подчиниться, должна осознать свой долг жены и матери. Ты слабая женщина, Эмили, а беременность изнуряет твои силы. С этого момента ты будешь находиться в специально отведенной комнате, в которой мы постараемся обеспечить тебе максимум удобств. Хенриэтта и моя мать будут по очереди ухаживать за тобой. Твоя свобода пока будет несколько ограничена. Мы должны быть очень осторожны. (Пауза.) Учти также: малейшая попытка с твоей стороны взбунтоваться или связаться с внешним миром немедленно отразится на благополучии твоих детей. Ты побледнела от ненависти и гнева, Эмили. Советую тебе успокоиться и обрести мужество. Ты жила в искусственном мире, опутанная искусственными чувствами. Я обязан научить тебя и твоих детей жить в реальном мире. Не моя вина, что действительность — ад. В этом мире, в этой действительности, Эмили, замучили и распяли Иисуса Христа. (Пауза.) Своей безответственностью ты вынудила меня взять на себя ответственность не только за твоих детей, но и за тебя саму. Это тяжелое бремя, и я чувствую страшное одиночество.