Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

— Значит, шесть, — произнес Крафт, чтобы покончить с этим.

— Покажите-ка ваш блокнот!

— А вот и не шесть! — воскликнул Куфальт, — Девять, вот так! Девять! Девять из двадцати четырех, почти сорок процентов! — Он сиял.

— Девять, — произнес Крафт, — девять, а что, это прилично…

— Девять, — крякнул Фреезе. — За день девять новых подписчиков…

Нащупав под столом бутылку коньяка, он сказал:

— Давайте-ка мы втроем за это… — Он помолчал, его рука легла не на бутылку, а замерла возле ручки. — Нет, за это мы пить не будем. Крафт, я думаю, а не взяться ли мне снова за серию очерков об истории города… Народ интересуется. Девять, ну, предположим, пятьдесят новых подписчиков в неделю… «Друг» лопнет от зависти…

— Дитрих переметнулся к «Другу», — заявил Куфальт. — Он хочет собирать для него подписку.

Все только рассмеялись.

— Именно его им и не хватает! Этого ветрогона, который никогда не сдает деньги и работает только, когда у него пусто в кармане.

— Я и ему всучил подписку, — расхвастался Куфальт. — Он даже заплатил… Дитрих… Воллеквеберштрассе…

— Все вон! — произносит Фреезе, — Сейчас я буду работать. Крафт, прихватите с собой эту бутылку коньяка и вылейте ее в унитаз.

Крафт, ухмыляясь, осторожно и нежно зажал бутылку под мышкой.

— Нет, вы правы. Заприте бутылку в своем письменном столе, может быть, этот хвастунишка завтра даст только двух подписчиков или ни одного.

Фреезе вздохнул и скептически посмотрел поверх пенсне на Куфальга.

— Да, сегодня вечером я играю в карты. Так что можно начать работать завтра. Посмотрим, как пойдет. Одна ласточка погоды не делает. Поставьте-ка бутылку на мой стол, Крафт. От того, что она будет лежать в вашем столе, полнее она не станет. Всего наилучшего, господа.

Некоторые заключенные, выйдя на волю, любят возвращаться в свою тюрьму — в гости, что ли. Когда Куфальт позвонил в двери тюрьмы то в самом деле почувствовал что-то родное, тем более что открыл дверь старший вахмистр Петров, который был родом из Познани.

— Здорово, Куфальт, старина. Вот хорошо, что снова попал к нам сейчас, зимой. Ты под следствием или получил срок…

— Нет-нет, господин старший вахмистр, пока я просто хочу пройти к начальнику.

— А, штаны прохудились на заднице? Или казенных денег захотелось? Начальник даст, начальник все даст. Надзиратели ругаются. А я говорю: «Не мешайте директору, все равно деньги потратят, пропьют, с девками прогуляют или штаны купят. У зека деньги не держатся…»

— А директор у себя?

— Иди к нему, старина. Дорогу ты знаешь. Чего зря ему звонить.

Здесь административное здание тюрьмы, не сама тюрьма, и все равно чувствуешь знакомый запах известки, запах пыли, несмотря на чистоту. Линолеум надраен до зеркального блеска, и страшновато ступать по нему резиновыми каблуками.

Время сейчас тихое, Куфальт нарочно выбрал его, нет вызовов к начальству, нет беготни. Господа надзиратели завтракают. Какое-то мгновение он, прислушиваясь, стоит у двери, но, кажется, у директора никого нет. И он стучит, слышит бодрое «войдите», входит…

Уже наступила поздняя осень, почти зима, не за горами декабрь, и директор все еще носит светлый спортивного покроя костюм и безукоризненные рубашки. Куфальт хорошо их видит, потому что директор в таком вот виде расхаживает взад и вперед по комнате.

На мгновение он останавливается, смотрит на Куфальта. Наверняка с того майского дня директор выпустил на волю триста — четыреста зеков, но он сразу вспомнил его.

— Здравствуйте, Куфальт. Мне сказали, что вы снова появились в нашем городишке. Кем вы работаете? Или вы не работаете?

Он пожимает ему руку и как когда-то спрашивает:

— Сигарету хотите?

И как когда-то предлагает сигарету за шесть пфеннигов. С той лишь разницей, что на сей раз сигарета не производит на Куфальта того впечатления, как тогда.

— Значит, в Гамбурге вы больше не работаете, не так ли? Однажды к нам пришел на вас запрос из полиции. Но больше я ничего об этом не слышал. Вам дали какой-то срок или вы не хотите об этом говорить?

Нет, Куфальт хочет говорить и рассказывает историю о «Цито-Престо».

Директор качает головой.

— М-да, жаль, да, с другой стороны и не жаль, это всегда могло плохо кончиться, столько заключенных, никогда из этого ничего бы путного не вышло. А что вы сейчас делаете?

— Собираю подписку на здешнюю газету «Сельский вестник», господин директор.

— И этим вы живете?

— Я зарабатываю не менее двухсот в месяц, господин директор, — с гордостью произносит Куфальт.

— Так-так! Я слышал, будто эта газета на грани банкротства. Никогда не читал, а вы решили всучить мне подписку?

— Нет-нет, господин директор, — торопливо и немного обиженно произносит Куфальт. — Мне это в самом деле не нужно, я и так наберу подписчиков.

— Тогда что же?.. — спрашивает директор. — Старые долги?.. Зимнее пальто? Кстати, ваше еще в очень хорошем состоянии. Чего же вам тогда не хватает?

Куфальт действительно немного обижен. Разве нельзя прийти к начальнику, не прося что-нибудь для себя, а просто так, чтобы повидаться с ним, только из чувства благодарности, по дружбе… Но нет, ему приходит в голову, что и ему кое-что нужно от директора, наверно, сюда без нужды не ходит никто.

— Итак, Куфальт? — Директор повторяет вопрос.

— Брун, — произносит Куфальт. — Господин директор, вы ведь знаете Бруна?

— Бруна? — пытается вспомнить директор Греве. — Я что-то не припоминаю, у нас здесь много Брунов. Который из них сидел в вашу бытность?

— Эмиль, господин директор, такой маленький, с круглой головой, он сидел за убийство с целью ограбления, господин директор, но это было убийство не с целью ограбления…

— Ах, да, — говорит директор, — теперь вспомнил, одиннадцать лет или что-то в этом роде, освобожден условно. — Он морщится. — А не тот ли это Брун, который, освободившись, напился в стельку, пошел к девицам и учинил драку? Вы сейчас с ним живете, Куфальт?

— Нет-нет, я живу отдельно, снимаю комнату. Но я иногда вижу его, господин директор, он действительно хороший парень и работник прилежный…

При этом Куфальт думает: «У директора память куда лучше моей. Ты никогда не спрашивал Эмиля о том, что случилось в день освобождения, ты напрочь забыл об этом».

— Во всяком случае, — произносит директор, — то, что натворил Брун, выйдя из тюрьмы, было не очень красиво. Сбросили хозяина с лестницы, пастору пришлось шесть или семь раз ходить и просить, чтобы забрали назад заявление. А иначе условное освобождение вашего приятеля Бруна аннулировали бы…

— Об этом я ничего не знал, господин директор, — говорит Куфальт.

— Ну да ладно, а теперь рассказывайте, что с Бруном?