Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

— Большое спасибо, — говорит служащий дружелюбно. — Вот ваши двести марок. Видите, мы порядочные люди. Итак, до свидания. Вы можете беспрепятственно идти домой.

Куфальт видит довольные, ухмыляющиеся лица обоих служащих уголовной полиции. Ему хочется сказать еще что-нибудь, закричать от ярости из-за того, что он позволил себя так глупо провести. Но он хватает банкноты со стола и бросается вон из комнаты, слыша за собой смех чиновников, но такой идиотский смех!..

Сто марок из полученных денег Куфальт израсходовал на пальто и шляпу. У него было черное пальто. Теперь он купил себе светло-коричневый, просторный реглан. У него была маленькая серо-голубая фетровая шляпа, теперь он купил большую мягкую черную шляпу, распорядился упаковать покупки и доставить ему на дом.

Когда же он брел по улице — а это было уже под вечер, — он сообразил, как необдуманно снова поступил. Ведь сейчас полицейские знали его в черном пальто и маленькой шляпе. Они сразу же начнут прикидывать, чем вызвано приобретение нового пальто.

И еще глупее было оставить в универмаге свою фамилию и адрес. Если кто-то следил за ним, то теперь знает все доподлинно. И дамские сумочки все еще в чемодане.

Несмотря на это, домой он все же не пошел. Раз уж так получилось, что все пошло наперекосяк, то и предосторожности не помогут. Или он выкарабкается, или все кончится для него плохо. И то и другое он должен пережить. От него почти ничего не зависело.

Собственно говоря, пора было уже обедать. Но не было ни малейшего желания. Аппетит пропал. Уж лучше выпить пару стопок шнапса. И он выпил. Мир моментально преобразился. У него было с собой достаточно денег, непредвиденных денег, и он всегда мог получить еще, если понадобится. Но это уже не важно. Наконец-то он мог делать со своими деньгами все, что ему вздумается. Он так давно не был с девочками, ни разу с самого заключения. Нет, вообще ни разу с момента своего ареста, а это почти шесть лет — теперь он погуляет с девочкой по-настоящему.

И он направился на Реепербан.

По дороге он вспомнил, что все-таки был с девочками — Лизой, Хильдой, Ильзой. Но ему казалось, что это было нечто незначительное или, скорее всего, значило нечто совсем другое. Он не совсем понимал почему, но когда он думал о девушках, то обязательно вспоминал сумочки. А ведь это действительно никак не связано друг с другом.

На Реепербане не было подходящих кафе. Все они были рассчитаны либо на заманивание приезжих и надувательство, либо казались чересчур церемонными. И потом было странно, что девочки, которые слонялись по улице и заговаривали с ним, вдруг тоже перестали что-либо значить. Получалось так, будто его ночные похождения и здесь мешали ему. Он свирепел, когда с ним заговаривали. Разве он не сам должен это делать?

Наконец он оказался на втором этаже кафе на улице Свободы. Это было самое подходящее кафе с нишами, в которых светились завешенные лампы, с маленькими девочками, которые выглядели довольно просто.

Теперь он мог с ними приятно поболтать, поинтересоваться, как идут дела, спросить о клиентах и сутенерах. Потом они разговаривали о плохой погоде, пойдут ли сегодня вечером еще куда-нибудь, хотят ли провести время вместе. И он набросал программу с ужином и последующим посещением кино.

Между тем пили много ликера, девочка оживилась, обцеловала его, что было совсем неприятно, и кричала звонким дурацким голосом: «Ах, какой ты сладенький! Нет, какой ты смешной!»

Он говорил без умолку, хвастался, рассказывал анекдоты, шутил, смеялся, но при этом постоянно думал, как все глупо и скучно, и что его ночные хождения в десять раз лучше, и что он не хочет ее, и не хочет никого.

Улучив момент, он поднялся и пошел к своему пальто, вынул сигареты, которые все еще были там, носовой платок и ключи. Теперь черное пальто висело в гардеробе пустым.

Немного спустя девочка захотела на минутку выйти, и он затеял с ней шутливый спор, вернется ли она. Он притворился, будто не совсем верит в ее верность, и она, видимо, хочет улизнуть после того, как он потратился на десять или двенадцать ликеров. И он добился наконец того, что она, смеясь, оставила ему в залог свою сумочку.

— На этом ты не разбогатеешь!

Поднимаясь в кафе, он заметил, что туалеты находятся между маршами лестницы.

Как только она вышла из зала, он тоже встал (сумочку он спрятал под пиджаком), сказал официанту:

— Поглядывайте за моим пальто, — и спустился вниз по лестнице.

Он быстро прошел мимо туалетов на улицу, торопливо протискиваясь между людьми, преодолел короткий путь до Райхенштрассе, сел в машину и поехал домой.

Пусть себе радуются пальто и шляпе похитителя сумочек. Пусть появится сегодня еще одно его описание! Либо в конце недели он исчезнет из Гамбурга, либо все будет кончено.

В убогой и затасканной дамской сумочке из какого-то черного материала нет ни монетки. Но от нее сильно пахнет духами. Она пробудила в нем мечты и желания, которые не смогла вызвать девочка.

Он очень рано лег спать. Нет, он не хочет больше выходить из дома. Ему нужно быстро принять какое-нибудь решение, но не сегодня вечером. Может быть, завтра утром. Сегодня он слишком много выпил. Голова медленно и приятно кружится. Он кладет голову на сумочку, и ему представляется, будто он плывет в дальние страны. Корабль плавно покачивается, и ему кажется, что он слышит нежный плеск волн в иллюминаторы и вдыхает аромат далеких цветущих кокосовых островов, к которым он направляется.

С этим он крепко засыпает.

Потом ему мерещится, что за дверью разговаривают. Он точно не знает, происходит ли это на корабле, и где он, собственно, находится — ах да, он в тюряге, и это ночная стража болтает перед его камерой. Но он может спокойно спать дальше.

Нет, все-таки не может, потому что голос, который его окончательно будит, говорит рядом с ним:

— Ну проснитесь же!

Он медлит открывать глаза, хочет оттянуть момент, но с него бесцеремонно стягивают одеяло, и, вскочив, он видит перед собой вчерашнего служащего уголовного розыска. Более любезного из двоих. Но сегодня он не выглядит любезным.

— Ну же! Проснитесь, дружище! У нас еще много дел!

Куфальт смотрит на него.

— Как вы все-таки меня нашли? — спрашивает он. — Вы же дали мне честное слово.

— Ах, что там честное слово! — говорит другой. — Прочитайте-ка это.

И сует ему под нос газету.

Сначала Куфальт думает, что речь пойдет о его последней краже дамской сумочки. Но видит большое объявление с заголовком: «Уважаемым господам взломщикам». И господин Воссидло заявляет в нем о своем желании установить связь с господами взломщиками. Он дает честное слово не доносить полиции и объявляет о готовности заплатить десять процентов от стоимости украденных вещей. «Это больше, чем заплатит любой скупщик краденого. С многократными заверениями в полном молчании, которое я гарантирую своим именем честного гамбургского коммерсанта, Герман Воссидло».