Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

Что же дальше? В первую очередь этот вопрос задавали себе тогда сотни тысяч тех «маленьких людей», у которых, правда, не было ясной политической позиции, но не было и веры громким словам нацистов о «немецкой свободе» и «демократии». Поставив этот вопрос во всеуслышание, Фаллада стал выразителем их тревог и надежд. Маленький человек читал «Маленького человека», надеясь найти в нем ответ на свой вопрос, казавшийся ему не только жизненно важным, но пока и неразрешимым: «Что же дальше?»

«Маленький человек» стал четвертым романом Фаллады. Свой первый, еще «юношеский» роман, «Юный Годешаль», он опубликовал в двадцать семь лет. Три года спустя, в 1923 году, последовал второй роман — «Антон и Герда». Эти его ранние произведения, в художественной форме которых еще чувствовалось влияние экспрессионизма, были по содержанию всего лишь попыткой освободиться от тяжелых воспоминаний юности. Фаллада не любил их, поэтому он скупил все оставшиеся нераспроданными экземпляры и безжалостно уничтожил. После этого его сотрудничество с издательством Эрнста Ровольта временно прекратилось.

Потом, в один прекрасный летний день 1929 года, в жизни Фаллады, по его собственным словам, произошел коренной перелом. В то время он уже жил в городе Ноймюнстере в Шлезвиг-Гольштейне, где работал в небольшой газете: собирал объявления, искал подписчиков, иногда писал репортажи. На жизнь, конечно, едва хватало: и тут счастливый случай привел его на остров Сюльт, где он нос к носу столкнулся со своим бывшим издателем!

Эрнст Ровольт раздумывал недолго: он пригласил Фалладу в Берлин и дал ему работу. И какую работу! По кризисным временам она казалась фантастикой: рабочий день нового редактора издательства «Ровольт» заканчивался в два часа пополудни. Но хитрый «папаша Ровольт» и тут не прогадал: он знал, что после двух часов работы его редактор Рудольф Дитцен превращается в его же автора — Ханса Фалладу. И оказался прав: вскоре возник новый роман Фаллады «Крестьяне, бонзы и бомбы», написанный на материале процесса 1929 года против участников ноймюнстерского движения «Ландфольк».

Но этот роман, описывавший трагические последствия экономического кризиса, вышел в неподходящее время: первая волна обострения кризиса захлестнула и роман, и его издателя, который в июне 1931 года попросту обанкротился.

С этого начинается история возникновения романа «Маленький человек, что же дальше?». Незадолго до краха издательства один иллюстрированный журнал купил права на публикацию романа «Крестьяне, бонзы и бомбы» и уплатил издательству вполне приличный гонорар — двенадцать тысяч марок. Но у издательства уже тогда было туговато с финансами, поэтому Фаллада получил лишь аванс, сумму сравнительно небольшую. Тем не менее он почувствовал себя «богатым человеком» и начал покупать все подряд, купил даже домик под Берлином — в рассрочку, конечно. И тут разразился кризис. «Издательство прекратило выплату гонорара, — жаловался Фаллада. — Я недополучил одиннадцать тысяч марок, а мне еще надо было выплатить восемь тысяч долга!»

В довершение ко всему Ровольту пришлось уволить его и со службы. Жить снова стало не на что. «Что мне оставалось делать? Пришлось сесть за стол и начать писать роман под названием: „Маленький человек, что же дальше?“ Я писал эту книгу по вечерам в самые мрачные дни моей жизни».

Первые строки романа были написаны 19 октября 1931 года, а закончил его Фаллада в удивительно короткий срок — 19 февраля 1932 года, ровно через четыре месяца. Впрочем, Фалладе повезло больше, чем его Пиннебергу: «Все завершилось как нельзя лучше! Дела издательства поправились, я получил деньги, заплатил все свои долги, и даже кое-что осталось… Кроме того, я закончил „Меленького человека“, и издатель клянется, что успех книге обеспечен по меньшей мере в мировом масштабе!»

Как видим, автобиографическим этот роман можно назвать лишь весьма условно. Пиннеберг — не Фаллада, хотя все, что переживает Пиннеберг, пришлось пережить и самому Фалладе. Фаллада знал Пиннеберга так, как и должен писатель знать своего героя; но он знал и всех его прототипов — так, как только может их знать тонкий, талантливый, профессиональный наблюдатель. Фаллада и писал исключительно о том, что знал досконально. Его способность к «вымыслу», его воображение лишь дополняли эту удивительную наблюдательность. Люди и обстоятельства в его романах, за немногими исключениями, выхвачены из самой жизни.

Сходство между автором и его героем заключается лишь в том, что Фаллада сам пережил эти кризисные годы — 1929, 1930 и 1931 — и сам побывал в роли мелкого служащего. Фаллада придал Овечке некоторые черты своей жены, Анны Дитцен, которую он называл Зузе. Она была для преследуемого невзгодами Фаллады такой же жизненно необходимой опорой, как Овечка для Пиннеберга. Совпадают и многие подробности. Так, и Зузе, и Овечка зовут своих мужей «мальчуганами», а меблированные комнаты на чердаке, которые Фаллада снимал в Альтхольме (Ноймюнстере), вероятно, послужили моделью для той ужасной квартиры, которую Пиннеберг снимал у вдовы Шаренхефер в Духерове; вот только зарабатывал Ханс Фаллада, собиравший объявления для газеты, всего сто двадцать марок — на шестьдесят марок меньше, чем Пиннеберг у Клейнгольца. И та, и другая семья располагают примерно одинаковыми средствами, но Пиннебергам живется чуточку легче, хоть Фаллада, став редактором издательства, и начал получать двести двадцать марок в месяц; Пиннеберги платят за квартиру сорок марок, а не сто сорок, как семья Фаллады. Найти квартиру Фалладе было не легче, чем Овечке с ее семейством: «Жильцам с детьми никто ничего сдавать не хочет». Живут обе семьи в том же районе города. И конечно, Фаллада так же прозвал своего родившегося в 1930 году сына «Малышом», как и Пиннеберг — своего маленького Хорста. Фалладу, уволенного со службы, жители окрестных улиц прозвали «безработным с коляской»; этот факт узнаваем в сцене похода Пиннеберга с маленьким сыном к богатой фрау Руш. А «мрачные дни» Фаллады легко узнаются в переживаниях Пиннеберга, хотя долги Фаллады и Фалладе измерялись тысячами; Пиннеберг прикидывает, что с ним будет, если он лишится восемнадцати марок прибавки «на кризис»: платить-то за квартиру, за проезд и другие «услуги» бюрократического государства все равно придется.

Фалладу охватывает страх за завтрашний день, за жену и ребенка — тот же страх испытывает и Пиннеберг. Да, Фаллада мог бы закончить роман на более оптимистичной ноте — если бы сам не сделался безработным, если бы на своей шкуре не ощутил, что такое кризис, если бы сам не изведал мук маленького человека — пусть даже в течение сравнительно недолгого времени.