Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

— Может быть. Не протреплешься?

— Порядки знаю, — хвастается лысый. — Я еще никого никогда не закладывал. Можешь мне доверять. Все верну сполна. Наверное, отмотал немалый срок?

— Да, конечно, — говорит Куфальт. — Пять лет.

— А сейчас?

— Семь.

— О-го-го, срок немалый.

— Да что уж там, — говорит Куфальт. — Семь годков, и баста. Для этого и камера не нужна, я их отмотаю, стоя на лестнице.

— Нервишки у тебя, однако, в порядке.

— Чего?.. При чем тут нервишки?.. А что здесь за инспектор по труду? Тепленькое местечко трудно получить?

— По-разному, — говорит мойщик, открывая краны. Вода льется а ванну.

— Ты любишь горячую?

— Среднюю. Ладно, посмотрим. Помоги-ка мне раздеться. С такой рукой не совладаешь.

— Кто же это тебя так искромсал?

— Приятель. Хотел выкинуть меня в предвариловке с третьего этажа.

— О господи.

— А я как хватил его зубами за руку, ну он и орал! А что представляет из себя старший?

— Так себе, ничего особенного. С ним не очень-то считаются. Дело-то было стоящее?

— Сто пятьдесят тысяч, — торжественно произносит Куфальт.

— Чего-чего? Не трепись!

— Ты что, не читал в газете об ограблении ювелирного магазина Воссидло в Гамбурге?

— Читал, конечно. Ну?

— Так это я провернул!

— Ты, дружище? — Мойщик в восхищении пялится на Куфальта. Затем шепотом спрашивает: — Что-нибудь припрятал?

Куфальт многозначительно улыбается:

— Об этом не говорят. Ты еще увидишь, на что я способен. Ну-ка, разнюхай, здесь никто не отсвечивает?

— Порядок, — послушно докладывает мойщик.

— Отлично. Тогда разбинтуй мне руку. Осторожно, чтобы в воду ничего не упало. Видишь, вот одна пачка табака. Спрячь ее под ванну. В жестяной коробочке — жевательный табак. Еще табак. И еще! Папиросная бумага у меня тоже есть. И спички. Слава богу, теперь я могу пошевелить рукой. А то она совсем затекла.

И он энергично двигает рукой.

Мойщик изумлен:

— Ну ты силен! Значит, у тебя с рукой все в порядке?

— Ерунда. Что с ней может быть? Это уборщик в тюремном лазарете сделал. За пачку табаку. Слушай, дружище. Будешь молчать и не продашь меня — получишь полпачки табаку.

— Целую, — требует мойщик.

— Проваливай, — говорит Куфальт, влезая в ванну. — У меня самого их только три.

— Ты же всегда свежего достанешь.

— Кто знает, надо еще разобраться, что к чему, с кем можно иметь дело. Когда придет врач?

— Врач? Завтра!

— Эх, плохо. Тогда придется снять повязку. А камеры здесь сильно шерстят?

— Не. Лучше всего спрятать табак в матрац. В него никогда не заглядывают, можно спокойно курить после отбоя. Ночная охрана ничего не скажет.

— Так, хорошо. Ладно, дам тебе пачку табака. Я потом получу еще. Но ты за это выдашь мне потом в каптерке лучший костюм.

— Договорились. Сразу после мытья что-нибудь для тебя подыщем.

Блаженно вздыхая, Куфальт вытягивается в ванне.

— Собственно говоря, приятно оказаться здесь снова. Опять входишь в колею.

— Само собой, — говорит мойщик. — Но семь лет… ты еще меня вспомнишь.

— Дружище, я ведь уже отмотал пять! А семь — это ненамного больше. А может быть, и амнистия подоспеет. Главное — иметь всегда курево и непыльную работу. Не бойся. Я уж о себе позабочусь.

Прошел первый день с его волнениями и суетой, представлением начальству, переодеванием, получением вещей и водворением в камеру; теперь он сидит один на кровати в камере № 207.

В тюрьме слышатся привычные вечерние шумы: с грохотом опускается на пол кровать, кто-то самозабвенно насвистывает в своей камере, а сосед шумно протестует, этажом ниже двое разговаривают друг с другом через окна, стучит крышка параши, во дворе воет сторожевая собака.

У Куфальта все в порядке, Куфальт доволен. У него хорошая камера, все принадлежности в отличном состоянии, щетки как новые. За парашей он обнаружил фитиль, кремень и кресало. Значит, можно обойтись без спичек и спекульнуть. Он получил чистый без пятен костюм, хорошие башмаки, такое же хорошее белье, правда, грубая рубашка немного кусает, но к этому дня за три привыкнешь.

Он уже разговаривал с инспектором по труду, который показался ему человеком приятным. Как только Куфальт выздоровеет, его направят на алюминиевое производство, где он будет зачищать алюминиевые отливки. Работа незнакомая и поэтому интересная. Все-таки что-то новое. Плетением сетей в этой тюряге не занимаются.

Быстро смеркается, он сидит на кровати и ждет, когда мимо пройдет ночная стража. Табак спрятан в матраце. Как только она пройдет, можно будет преспокойно курить. Вначале нельзя вести себя в тюрьме нахально, со временем научишься, где и чем можно рисковать.

Завтра он прежде всего почистит крышку параши, она еще не такая чистая, какой должна быть.

За несколько спичек он наверняка получит пасту для чистки, надраит все до блеска и сразу же приобретет благосклонность главного надзирателя. Потом вымоет окно, спешить некуда, у него достаточно времени, чтобы привести все барахло в порядок. Нужно только чтобы врачи скорее выписали его на работу, иначе в камере затоскуешь. Послезавтра начнут выдаваться библиотечные книги, а до того придется обойтись Библией и молитвенником. Надо подлизаться к библиотекарю, чтобы получать тома потолще. Пока он, конечно, будет получать только одну книгу в неделю, но он твердо рассчитывает уже через полгода перейти во вторую категорию, а там уже разрешают брать по две книги в неделю.

Хоть он и арестант, но ко всем сможет подлизаться, это он умеет. Научился. Он записался также на прием к пастору; на этот раз он не будет настолько глуп, чтобы портить отношения с пастором. Испорченные отношения ни разу в жизни ему не помогли, надо чему-нибудь учиться и на собственных глупостях.

Пора бы уже пройти этим ищейкам, он страшно истосковался по куреву.

Но здесь все-таки лучше, чем на воле. На воле курил запросто, совсем не ценя этого, здесь же — подумать только, прошло уже целых восемь часов, как он выбрался из предвариловки и ни разу не закурил. Такого на воле не бывало.

На воле и книжку спокойно не почитаешь. Надо постараться получить описание какого-нибудь путешествия. Книги Хедина всегда очень толстые, и иногда в них встречаются картинки с обнаженной женской грудью или ногой — полный порядок.

Щелчок — и в камере вспыхивает свет.

Куфальт вскакивает и вытягивается по стойке смирно. Щелкнула заслонка на глазке, свет из него слепит, и не видно глаз вошедшего.

— Ложитесь, дружище, или, может быть, вам нужна нянька?

— Это было бы славно, господин главный надзиратель, — ухмыляется Куфальт и тут же начинает раздеваться.

— Ладно, доброй ночи.

— Доброй ночи, господин главный надзиратель. И большое спасибо.