Андре Моруа - Семейный круг

— Дорогой мой, вы искажаете факты, — отвечал Лотри. — Франция была осведомлена… Я сожалею о другом, а именно, что предложение исходит не от нас. Четыре месяца назад Владимир д’Ормессон [48] Владимир д’Ормессон (1888–1973) — французский писатель, дипломат, член Французской Академии. предлагал то самое, на что вы сегодня соглашаетесь. А тогда вы кричали, словно он совершил какое-то преступление. В результате — мы упустили инициативу. Из-за таких, как вы, мы всегда опаздываем с капитуляцией. Мы начинаем торговаться, а в конце концов уступаем, отнюдь не спасая положения и не внушая к себе любви, а будь это сделано своевременно — так по крайней мере было бы восстановлено доверие…

— Чье доверие? — возразил Сент-Астье. — Нельзя дурачить французов и не делать различия между долгом, который, в сущности, не что иное, как расходы, связанные с войной, и репарациями, которые являются возмещением за все то, что у нас разрушили… Никак не могу согласиться…

— Довольно, довольно, Лотри! — воскликнула Дениза, стоя между рядами стульев. — Сядьте, прошу вас, и помогите сесть другим…

В гостиную вошла певица. Все умолкли. Госпожа Ольман объявила:

— «Утро» Рихарда Штрауса.

Музыка на время умерила страсти. Раза два послышался шепоток, и сразу же к говорившим обернулось несколько возмущенных лиц. Сильный, свободно льющийся голос производил впечатление той благородной уверенности, которая внушает слушателям чувство покоя и радости. Раздались громкие аплодисменты. Дениза, привстав, обернулась к слушателям и объявила:

— «Bist du mit mir», [49] «Будь ты со мной» (нем.). — Баха.

Полилась неторопливая, спокойная, трогательная мелодия. Теперь уже никто не шептался. Ольман жадно слушал, подперев рукою усталое лицо.

«Да, — думал он, смотря на тонкий профиль жены. — Я без страха встречу и разорение и смерть, если ты будешь со мною…»

Дениза тоже мысленно относила слова этой песни к себе и Эдмону. Она отлично понимала, что он должен чувствовать в эти минуты.

«Как несчастье возвышает человека! — думала она. — Я давно уже не была так довольна собою, как теперь».

«Будь ты со мной, я с радостью пойду навстречу смерти и покою». Песня подходила к концу. Дениза повернулась, чтобы взглянуть на Эдмона. Лицо его выражало отчаяние. Она улыбнулась ему. Бертран Шмит, наблюдавший за ними, заметил ее улыбку. «В этой чете она — сильнейшая», — подумал он.

Пока исполнялся следующий романс — то был «Король-пастух» Моцарта, — он размышлял о том, как странно в ней сочетаются женское очарование и мужская сила.

После концерта гости направились в столовую. Госпожа Сент-Астье рьяно, с каким-то мстительным негодованием пересчитывала пирожные, словно это были миллионы, похищенные у пайщиков Колониального банка.

Людская злоба — а ей нет границ — в значительной степени состоит из зависти и опасенья. Несчастье обезоруживает ее; поэтому люди, страдающие оттого, что никто их не любит, находят в катастрофах, как узколичного, так и общественного характера, горькую радость: такие катастрофы, принижая их, даруют им своего рода отпущение грехов. Когда тридцатого июня в Париже разнеслась весть о том, что Ольманы разорены, что Ольман созвал кредиторов, передал в их распоряжение все, чем он располагал, вплоть до драгоценностей и небольшого личного капитала жены, что Дениза обратилась к друзьям с просьбой подыскать ей какую-нибудь должность, чтобы она могла зарабатывать на жизнь, — это вызвано мощную волну сочувствия, и даже те, кто — как Сент-Астье — содействовали их разорению, стали изыскивать возможности спасти их.

За последнее столетие промышленные и финансовые круги пережили немало периодически возникавших кризисов, но кризис, начавшийся в 1929 году, оказался небывало глубоким и во многих отношениях отличался от предыдущих. Отличие это заключалось прежде всего в том, что он носил политический характер и что правительство (даже когда в состав его входили далеко не социалистические деятели) постоянно вмешивалось в события с целью поднять или поддержать деятельность частных капиталистических предприятий. В связи с крахом Колониального банка и банка Ольмана некоторые члены парламента проявили особую настойчивость. Аргументы, которые они приводили, были весьма убедительны. Нельзя допустить разорения многих промышленников восточных районов, которые были связаны с банком Ольмана и теперь тоже потерпят крах. Нельзя допустить и того, чтобы колониальные вкладчики, среди коих много туземцев, усомнились в кредитоспособности Франции. Министерство финансов одобрительно относилось к задуманной коллективной помощи крупных банков и дало указание Французскому банку принять участие в соответствующих мероприятиях.

Монте с первого же дня занялся этим вопросом со свойственной ему неукротимой энергией и привлек к хлопотам нескольких депутатов своей группы, хотя на первых порах они и были настроены враждебно. Кое-кто порицал его за эту активность: его дружба с госпожой Ольман была общеизвестна. «Салоны и женщины погубили не одного молодого радикала, которые, как и вы, приехали в Париж безупречными», — строго сказал ему старик Ферра, депутат от департамента Эн, к которому Монте был преисполнен уважения. Такие упреки огорчали его.

После переговоров в министерстве он сразу поехал к Денизе. Он застал ее совсем спокойной и подробно рассказал все, что узнал.

— Дело идет туго… Министерство здесь ни при чем, и сам министр, и его сотрудники настроены благожелательно, а вот банки артачатся… Утром Лотри созвал представителей крупнейших фирм. Он говорит, что никогда еще в таком вопросе не встречал столь упорного сопротивления.

— Но почему же? Ведь сам Эдмон такой благожелательный человек.

— В том-то и дело… Я старался выпытать что-нибудь у Лотри и из его слов почувствовал, что все враждебно настроенные люди находятся под влиянием одного и того же человека.

— Бёрша?

— Вот именно… Бёрш, как вам известно, весьма могуществен; во время снижения курсов он очень умело маневрировал; теперь в его распоряжении не только огромное состояние, но несколько финансовых газет. Если он будет продолжать игру на понижение так же последовательно и решительно, как до сих пор играл на понижение акций Ольмана, — то любая попытка спасти банк потерпит неудачу… Именно этот аргумент и приводят финансисты в ответ на призывы Лотри: «Жертва окажется бесполезной; мы бросим в бездну двести — триста миллионов, а через три месяца положение банка опять будет таким же, как сейчас. Вот если бы господин Бёрш стал на нашу сторону — тогда другое дело; если же он считает делом чести погубить предприятие, то он достаточно силен, чтобы добиться своего, и в таком случае все наши усилия напрасны».