Жан-Жак Руссо - Юлия, или Новая Элоиза

Позавчера приехали мы в Милан. Послезавтра едем дальше. Рассчитываем через неделю быть в Риме; надеюсь, что там нас будут ждать весточки от вас. Мне не терпится увидеть двух удивительных женщин, кои уже так давно смущают покой величайшего из людей. О Юлия! О Клара! только равная вам заслужила бы право подарить ему счастье.

Куда ты хочешь бежать? Призрак — в сердце твоем.

Мы все с нетерпением ждали вести от вас; не надо и говорить, какое удовольствие ваши письма доставили нашей маленькой общине; но вы, конечно, не догадываетесь, что меня они, быть может, порадовали меньше всех в доме. Все были довольны, узнав, что вы благополучно перевалили через Альпы, а я думала о том, что вы теперь по ту сторону Альп.

Относительно некоторых обстоятельств, сообщенных вами в письме ко мне, барону мы ничего не сказали, да и остальным я сочла совершенно излишним передавать кое-какие ваши разговоры с самим собою. Г-н де Вольмар, как человек рассудительный, только посмеялся над вами, но Юлия вспомнила о последних минутах жизни своей матушки, вновь затосковала о ней и проливала горькие слезы. В вашем сне она заметила лишь то, что оживило ее скорбь.

Что касается меня, должна сказать вам, дорогой мой наставник, следующее: для меня уже совсем не удивительно, что вы непрестанно любуетесь самим собою, всегда прощаетесь с каким-нибудь безумством и собираетесь стать благоразумным; вы всю жизнь только и делаете, что корите себя за вчерашний день и расхваливаете себя за то, каким вы будете завтра.

Должна признаться также, что великое усилие воли, проявленное вами, когда вы очутились так близко от нас, и мужественная решимость уйти не солоно хлебавши не кажется мне столь великолепной, как вам. На мой взгляд, тут больше тщеславия, нежели здравого смысла, и в конечном счете я предпочла бы поменьше силы характера, но побольше рассудительности. Раз вы таким образом удалились, разрешите спросить, зачем вы приходили? Вам стыдно было показаться, а следовало стыдиться того, что вы не смеете нам показаться; ужели сладость свидания с друзьями не перевесила бы во сто крат маленькое огорчение от их насмешек? Да разве не было бы для вас счастьем предстать перед нами с испуганным видом, вызвать наш хохот? Ну так вот, — тогда я над вами не смеялась, зато теперь смеюсь, — правда, я лишена удовольствия хорошенько позлить вас, — поэтому не могу и посмеяться от всей души.

К сожалению, вы сделали еще и кое-что похуже: вы заразили меня своими страхами, но не передали мне своего успокоения. В вашем сне есть что-то ужасное, против моей воли он печалит и тревожит меня. Читая ваше письмо, я порицала вас за такие волнения, а когда кончила читать, рассердилась, зачем вы так уверены, что все будет хорошо. Право, невозможно понять, почему вы так взволновались и почему так быстро успокоились. Что за странность! Отчего мрачные предчувствия владели вами до той минуты, когда вы могли, но не пожелали их рассеять? Один только шаг, одно движение руки, одно слово — и все было бы кончено. Без оснований вы встревожились и без оснований успокоились; у вас страх прошел, но передался мне; и получилось так, что вы единственный раз в жизни проявили силу характера, но сделали это за мой счет. После вашего рокового письма у меня все время щемит сердце; я смотрю на Юлию с ужасом, вся трепещу от мысли: вдруг мы ее потеряем; и мне поминутно кажется, что уже смертельная бледность разливается по ее лицу; нынче утром я обняла ее и вдруг, не знаю почему, расплакалась. Ах, это покрывало! Это покрывало!.. В этом есть что-то зловещее. Я как подумаю о нем, прихожу в смятение. Нет, не могу простить вам, что вы имели возможность сорвать покрывало и не сделали этого, и боюсь, что у меня не будет ни минуты покоя, пока я не увижу вас близ нее. Подумайте только, как долго вы говорили о философии, а в конце концов показали себя философом совсем не к месту. Ах, пусть уж вам снятся безумные сны, но не таитесь от своих друзей, — это куда лучше, чем быть мудрецом и бежать от них.

Из письма милорда к г-ну де Вольмару, кажется, можно заключить, что он имеет серьезные намерения приехать сюда и обосноваться в Кларане близ нас. Лишь только он примет такое решение и умом и сердцем, возвращайтесь оба и благополучно бросьте здесь якорь, — вот желание всей нашей маленькой общины и особенно вашего друга

Клары д'Орб.

P. S. Кстати сказать, ежели вы ничего не слышали из нашего с Юлией разговора в Элизиуме, то, пожалуй, оно и лучше для вас, — вы ведь знаете, как я проворна: сразу увижу человека, хоть он меня и не замечает, и по своему коварству подниму на смех того, кто подслушивает.

Я написал милорду Эдуарду и так много говорил о вас, что теперь, взявшись за перо, чтоб написать вам, могу только отослать вас к этому письму. В ответ на ваше послание мне, может быть, следовало бы выразить столь же благородные чувства, какими оно исполнено, но призвать вас в свою семью, обращаться с вами как с братом, как с другом своим, сделать сестрой вашей ту, что была вашей возлюбленной; вручить вам родительскую власть над моими детьми, доверить вам свои права после того, как я отнял у вас ваши права, — вот какой похвалы я счел вас достойным. А если вы оправдаете мое доверие и заботы о вас, — это будет вполне достойной благодарностью с вашей стороны. Я старался почтить вас своим уважением, почтите и вы меня вашими добродетелями.

Сон ваш нисколько не поразил меня, я, право, не вижу, почему вы корите себя за то, что он вам приснился. Думается мне, для человека философического склада ума повторение сна дело вполне естественное.

Но я готов упрекнуть вас не столько за впечатление, какое ваш сон произвел на вас, сколько за характер его, и вовсе не по той причине, которую вы, вероятно, предполагаете. В древности некий тиран [304]приказал умертвить человека, видевшего во сне, что он его заколол кинжалом. Вспомните, какое обоснование дано было казни, и примените его к себе. Как! вы едете в Италию для того, чтобы решить судьбу друга своего, а думаете о своей былой любви! Ежели бы не те разговоры, что были ввечеру, накануне того дня, никогда я бы вам не простил такого сна. Думайте-ка днем о том, что вам предстоит совершить в Риме, и тогда меньше будете по ночам грезить о том, что делается в Веве.

Наша Фаншона заболела, а посему жена моя очень занята, и ей некогда было написать вам. Но есть здесь одна особа, охотно заменившая ее в сей заботе. Счастливец вы, господин Сен-Пре! Все способствует вашему счастью: всяческие награды за добродетель сами ищут вас и просят: «Заслужи нас». Но я прошу вас, никому не препоручайте наградить меня за доброе мое отношение к вам, — я жду сего только от вас.