Жан-Жак Руссо - Юлия, или Новая Элоиза

Нет, век философии не может не породить истинного философа. Я знаю такого философа — сознаюсь, одного-единственного, но и то уже хорошо; и, в довершение счастья, он существует на моей родине. Осмелюсь ли назвать здесь имя того, кто, к вящей своей славе, сумел остаться малоизвестным. Ученый и скромный Абозит, [246]пусть ваша возвышенная простота простит моему сердцу сие рвение, ибо предметом своим имеет оно отнюдь не ваше имя! Нет, не вас хочу я сделать известным нашему веку, недостойному восхищаться вами, — я хочу прославить Женеву, ибо вы обитаете в ней; я хочу почтить сограждан моих, высоко вас почитающих. Счастлива страна, где ценят заслуги человека, и тем выше, чем больше он скрывает их! Счастлив народ, в коем кичливая юность смягчает свой догматический тон и краснеет за свои пустые знания перед ученым незнанием мудреца. Почтенный и добродетельный старец, вас не прославляли светские умники, в шумных их академиях не звучали похвалы вам; вместо того чтобы, подобно им, вкладывать мудрость в книги, вы вложили ее в свою жизнь и стали примером для родины, которую вы удостоили себе выбрать, которую вы любите и где вас почитают. Вы жили, как Сократ, но Сократ погиб от руки сограждан, а вы дороги своим согражданам. — прим. автора.

Ученый и скромный Абозит… — Абозит Фирмен (1679–1767), протестантский богослов и философ, француз по происхождению, живший в Женеве, где он пользовался всеобщим уважением. По своим религиозным взглядам был близок Руссо. Просветители высоко ценили Абозита; Вольтер отзывался о нем как о «самом ученом человеке в Европе». Однако Абозит, отражая мнение официальных кругов кальвинистской Женевы, выразил в письме к Руссо неудовлетворение «Новой Элоизой», где автор не воздал должное «стыдливости, скромности и добродетели женщин». — (прим. Е. Л.).

Бессвязное письмо нравится мне, ибо вполне соответствует характеру доброго Эдуарда, он лучше всего философствует, когда делает глупости, и никогда так хорошо не рассуждает, как в тех речах, когда сам не знает, что говорит. — прим. автора.

Письмо сие так и не найдено. Причина горести Юлии выяснится дальше. — прим. автора.

Близ Кларана есть селение, называющееся Мутрю, где община так богата, что могла бы содержать всех своих членов, если бы даже у них не имелось ни одной пяди собственной земли. Поэтому жители этого селения столь же надменны, как буржуа города Берна. Как жаль, что им не прислали какого-нибудь порядочного человека, который научил бы синдиков Мутрю [250]быть более человеколюбивыми, а буржуа немного меньше чваниться. — прим. автора.

Мутрю — народное швейцарское название города Монтре на берегу Женевского озера. — (прим. Е. Л.).

…естественные условия существования человека. — Одной из целей, которые ставил себе Руссо, создавая «Новую Элоизу», было предотвратить переселение сельских жителей в город (об этом см. «Второе предисловие»). — (прим. Е. Л.).

Человек, лишившись первобытной своей простоты, до того тупеет, что сам не знает, чего ему желать. Богатство приносит ему лишь осуществление прихотей, а не счастье. — прим. автора.

…соблюдать свое достоинство, — В своем «Проекте конституции для Корсики» Руссо пишет: «Необходимо, чтобы каждый труженик не считался по рождению ниже любого из граждан». — (прим. Е. Л.).

…проходят много нищих… — В кантоне Во нищенство, по свидетельству современников, было в это время настоящим общественным бедствием, которое не удавалось ликвидировать, несмотря на неоднократные указы, запрещавшие попрошайничество. — (прим. Е. Л.).

…вы даже употребляете их выражения. — Руссо здесь полемизирует с Вольтером, писавшим, что нищие — это «паразиты, которые льнут к богачу». — (прим. Е. Л.).

«Кормить нищих, — говорят нам, — значит разводить воров; и наоборот, — препятствуя нищенству, мы уничтожим рассадник воровства». Я согласен: не следует поощрять, чтобы бедняки просили подаяние, но раз уж они сделались нищими, надобно их кормить, иначе они станут ворами. Ничто так не побуждает человека переменить свое занятие, как невозможность прокормиться им, а уж если кто испробовал сие праздное ремесло, то чувствует такое отвращение к труду, что скорее предпочтет воровать и кончить жизнь на виселице, чем вновь заставить руки свои работать. Нищему недолго попросить лиар [257], недолго и отказ услышать, но когда двадцать раз откажут, он потеряет терпенье, и, право уж, лучше дайте ему двадцать лиаров, чтоб он мог на эти деньги поужинать. Кто бы решился отказать нищему в сем необременительном подаянии, если бы помнил, что оно может спасти двух человек, — одного от смерти, а другого от преступления. Я где-то читал, что нищие — это паразиты, которые льнут к богачу. Вполне естественно, что дети льнут к родителям. Но сии богатые и жестокосердые отцы знать их не желают и предоставляют беднякам самим себя кормить. — прим. автора.

Лиар — мелкая монета достоинством в ¼ су. — (прим. Е. Л.).

Местная мелкая монета. — прим. автора.

Сие мне кажется бесспорным. В симметрии частей большого дворца есть великолепие, его нет в беспорядочном скопище домов. Есть великолепие в единообразии построенного в боевом порядке полка, его совсем нет в толпе, взирающей на сей полк, — хотя, быть может, в ней нет ни одного человека, чья одежда не была бы лучше солдатского мундира. Словом, подлинное великолепие — не что иное, как стройный порядок, особливо заметный в больших размерах; вот почему из всех зрелищ, какие только можно вообразить, самыми великолепными являются картины природы. — прим. автора.

Шум, производимый многочисленной челядью, непрестанно нарушает покой хозяина дома; он ничего не может скрыть от стольких аргусов; у него толпа почитателей, но его осаждает толпа кредиторов. Апартаменты его до того роскошны, что он вынужден спать в каком-нибудь закоулке, где может чувствовать себя непринужденно, — у иного богача ручная обезьяна имеет лучшее жилье, чем ее хозяин. Захочется ему пообедать — он зависит от своего повара и никогда не поест вдосталь; захочет выйти из дому — он во власти своих лошадей; тысячи помех задерживают на улице его карету; ему не терпится быть поскорее на месте, но он позабыл, для чего ему даны ноги. Хлоя ждет его, а грязь на улице его задерживает. Золотое шитье кафтана — тяжелое бремя, бедняга не может пройти пешком и двадцати шагов, но если он и пропустит свидание с любовницей, то все же будет утешен любопытством прохожих: ведь каждый замечает ливреи его лакеев, любуется его каретой и во весь голос говорит, что в ней сидит господин Такой-то. — прим. автора.