Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

Затем заговорили о сестрах Бранко, вспомнили, как умер их брат Мануэл Бранко, — несчастный скончался в расцвете лет! И что за примерный был юноша! И как умен! Дона Ана Силвейра все эти годы ни разу не забыла поставить в день его смерти свечку за упокой его души и всегда трижды прочитывала «Отче наш». Виконтесса была донельзя огорчена, что не вспомнила о нем нынче… А ведь она намеревалась помолиться за него!

— А я просила сестер Бранко напоминать мне. И сестры так всегда меня благодарят!

— Вы еще успеете помолиться за него нынче, — утешил виконтессу адвокат.

Дона Эужения, лениво трудясь над вязаньем, с которым она никогда не расставалась, со вздохом прошептала:

— У каждого есть свои мертвецы.

И в воцарившейся тишине из угла канапе донесся ответный вздох, вздох виконтессы; вспомнив, очевидно, фидалго Уриго де ла Сьерра, она повторила:

— У каждого есть свои мертвецы…

И достойнейший адвокат, задумчиво огладив лысину, тоже откликнулся:

— У каждого есть свои мертвецы!

Сонное оцепенение все более завладевало присутствующими. В позолоченных канделябрах на консолях пламя свечей разгоралось все отчаяннее и печальнее. Эузебио искусно и бережно листал страницы фолианта «Одежда народов мира». В зале для карточной игры отдернутая портьера не заглушала сердитого голоса аббата, который ворчал с худо скрываемым раздражением: «Пас! В этот богоданный вечер я только и делаю, что пасую».

Но тут в гостиную ворвался Карлос, таща за руку свою невесту Терезинью, всю растрепанную и красную от беготни; и их звонкие голоса заставили очнуться сидевших на канапе гостей.

Дети играли в мужа и жену, возвратившихся из увлекательного и опасного путешествия, и Карлос был весьма недоволен своей спутницей, она вела себя возмутительно: когда он правил мальпостом, она надумала устроиться на козлах… Но дамы не путешествуют на козлах!

— И он меня стащил на пол, тетя!

— И неправда! Ты еще кроме всего и лгунья! Это было, когда мы остановились на постоялом дворе. И она захотела спать, а я не хотел. Когда приезжаешь на постоялый двор, нужно сначала распрячь лошадей. А лошади были все в мыле…

Голос доны Аны сурово прервал мальчика:

— Хорошо, хорошо, довольно глупостей! Вы уже наскакались! Сядь возле виконтессы, Тереза… Приведи в порядок волосы… Что у тебя за вид.

Дона Ана не выносила, когда ее племянница, хрупкая десятилетняя девочка, резвилась с Карлосом. Этот прелестный неугомонный мальчик, незнакомый с катехизисом и не ведающий запретов, внушал ей ужас: ее стародевическому воображению без конца рисовались всякие напасти, которым могла подвергнуться девочка в обществе этого сорванца. Дома, наряжая Терезу перед тем, как отправиться в гости в Санта-Олавию, дона Ана настоятельно внушала племяннице, чтобы она не уединялась с Карлосом в темных уголках и не позволяла ему трогать ее под платьем!.. Девчушка, глядя на тетку невинными глазами, отвечала: «Да, тетя!» Но, едва завидев Карлоса, Тереза увлекала его за собой и бросалась обнимать своего «муженька». Раз уж они женаты, пусть у них будет маленький; они заведут кондитерскую и станут зарабатывать на жизнь продажей пирожных. Но непоседливого малыша занимали только сражения, четверка стульев, пущенная в галоп, путешествия в далекие земли с труднопроизносимыми названиями, о которых ему рассказывал Браун. Тереза сердилась на Карлоса, видя, что он не разделяет ее «семейных радостей», называла его грубияном, а он угрожал ей боксерскими выпадами, и они всегда расставались недовольные друг другом.

Но когда Тереза села рядом с виконтессой, такая послушная, сложив руки на коленях, Карлос не замедлил устроиться возле нее, развалясь на канапе и болтая ногами.

— Милый, так не сидят, — сухо проронила дона Ана.

— Я устал, я загнал четверку лошадей, — возразил дерзкий мальчуган, даже не взглянув на дону Ану.

Впрочем, он тут же вскочил и устремился к Эузебио. Он хотел отправиться с ним в Африку сражаться с дикарями и уже потащил его за собой, вцепившись в его красивый плед шотландского рыцаря, но дона Эужения пришла на помощь сыну:

— Нет, нет, милый, оставь Эузебио в покое! Он слаб здоровьем и не переносит таких скачек… Карлос, смотри, я позову дедушку!

Карлос, однако, успел стянуть маленького Эузебио со стула, и тот упал на пол, зайдясь отчаянным воплем. Все повскакали с мест и засуетились возле пострадавшего. Испуганная мать, присев на корточки, поставила сына на слабенькие ножки, утирая крупные слезы с его личика то платком, то поцелуями, сама чуть не плача. Потрясенный адвокат поднял его шотландский берет и меланхолически разглаживал яркое петушиное перо. Виконтесса что есть силы прижимала руки к своей необъятной груди, словно боясь задохнуться от волнения.

Эузебиозиньо был заботливо пристроен возле тетки; суровая сеньора, с пылающим от гнева худым лицом, сжимая сложенный веер наподобие оружия, собиралась дать отпор Карлосу, который, заложив руки за спину, прыгал вокруг канапе, заливался смехом и дразнил Эузебио, высовывая язык. В эту минуту пробило девять, и в дверях появилась прямая фигура Брауна.

Едва завидев его, Карлос поспешил укрыться за пышной виконтессой, крича:

— Еще рано, Браун, сегодня праздник, я не пойду спать!

Тогда Афонсо да Майа, которого жалобные вопли Эузебио не заставили даже пошевелиться, строго приказал, не отрываясь от карточного стола:

— Карлос, будь любезен — отправляйся спать.

— Но, дедушка, сегодня праздник и здесь Виласа!

Афонсо да Майа, положив карты, без единого слова пересек залу, взял мальчика за руку и повел его по коридору, вернее, поволок, поскольку Карлос упирался изо всех сил, повторяя с отчаянием:

— Но ведь праздник, дедушка… Ты — злой! Виласа обидится! Дедушка, я не хочу спать!

Дверь в спальне захлопнулась и заглушила его крики. Дамы в гостиной единодушно осудили подобную жестокость: все это в высшей степени странно; дед позволяет ему делать все, что заблагорассудится, и в то же время не дает побыть чуточку подольше с гостями…

— Сеньор Афонсо да Майа, отчего вы не разрешили мальчику остаться?

— Нужна система, нужна система, — ответил тот, весь бледный от проявленной им строгости.

Сев за карточный стол и беря дрожащими руками карты, он повторил:

— Нужна система. Ночью дети должны спать.

Дона Ана Силвейра, повернувшись к Виласе, который уступил свое место за карточным столом адвокату и вышел в гостиную побеседовать с дамами, морщила губы в молчаливой улыбке каждый раз, как Афонсо да Майа произносил слово «система».

Затем, откинувшись на спинку кресла, обмахиваясь веером, она заявила — и тон ее был преисполнен иронии, — что, возможно, по недостатку ума она никогда не понимала преимуществ подобной «системы»… Как ей говорили, это английское изобретение: быть может, в Англии ее результаты превосходны, но или она заблуждается, или Санта-Олавия все-таки находится в Португалии.