Жозе Эса де Кейрош - Знатный род Рамирес

В «Башне» его ждало письмо от Кастаньейро. Патриот жаждал узнать, «создана ли наконец к чести нашей литературы «Башня дона Рамиреса» — верный слепок древней башни, воздвигнутой в более счастливые времена к чести нашего оружия…». В постскриптуме значилось: «Я намерен выпустить огромные анонсы, которые будут расклеены на всех углах всех городов Португалии и оповестят аршинными буквами о рождении «Анналов»! Там будет объявлено, что в первом же номере появится твоя восхитительная повестушка; а потому сообщи, согласен ли ты снабдить ее завлекательным подзаголовком в духе 1830 года, вроде следующего: «Картинки жизни XII века», или «Хроника времен Афонсо II», или «Сцены португальского средневековья». Я решительно стою за подзаголовок: подвалы зданиям, а подзаголовки книгам придают устойчивость и прибавляют высоты. Итак, за дело, дорогой Рамирес! Покажи, на что способно твое могучее воображение…»

Идея расклеить на всех перекрестках Португалии яркие анонсы, рекламирующие повесть и ее автора, пришлась фидалго по вкусу. В тот же вечер, под ровный шум дождя, шелестевшего в листве лимонных деревьев, он снова занялся своей рукописью, которая застряла на первых полнозвучных и мерных строках главы второй.

В этих начальных строках Лоуренсо Мендес Рамирес в сопровождении конных латников и пеших вассалов двигался свежим ранним утром к Монтемору, на подмогу сеньорам инфантам. И вот, выехав в долину Канта-Педры доблестный сын Труктезиндо Рамиреса завидел людей Бастарда: как и говорил Мендо Паес, они с рассвета поджидали здесь войско Рамиресов, чтобы преградить ему путь. В этом месте мрачного повествования о кровопролитиях и смертоубийствах неожиданно, точно роза в трещине крепостной стены, расцветала история любви, изложенная дядей Дуарте с элегическим изяществом.

Лопо де Байон, чья белокожая, рыжекудрая красота, свойственная лишь аристократам чистой готской крови, славилась между Миньо и Доуро и снискала ему прозвище «Огнецвет», горячо полюбил дону Виоланту, младшую дочь Труктезиндо Рамиреса. Он впервые увидел эту царственную красавицу накануне Иванова дня, в замке Ланьозо, куда съехался весь цвет португальского рыцарства на турниры и бои быков. В своей поэмке дяде Дуарте воспевал красоту благородной девицы в восторженных выражениях:

И она тоже отдала свое сердце блестящему златокудрому рыцарю, который в тот праздничный день дважды заслужил награду за бой с быком, получив из рук благородной сеньоры Ланьозо сразу два вышитых ею пояса, а вечером, на балу, с отменной грацией танцевал «маршатин». К несчастью, Лопо был бастард; мало того, он принадлежал к роду Байонов, которые издавна враждовали с Рамиресами из-за земельных угодий и местнических прав. Раздор между двумя семьями начался уже при графе доне Энрике. Позднее, особенно в период соперничества между доной Тарежей и Афонсо Энрикесом *, вражда эта еще более ожесточилась: именно тогда Мендо Байонский, поддержанный графом Травы, и Рамирес «Тесак», молочный брат инфанта, в присутствии всей курии баронов в Гимараэнсе бросили друг другу в лицо свои железные рукавицы. Труктезиндо Рамирес не изменил этой вековой ненависти. И когда старший в роду Байонов, один из героев Силвеса, прибыл к сочельнику в Санта-Иренейскую крепость просить руки Виоланты для своего племянника Лопо, по прозванию «Огнецвет», и почти смиренно предлагал Рамиресам мир и союз. Труктезиндо гордо отверг его ходатайство. Этот оскорбительный отказ возмутил Байонов. Лопо, хоть и бастард, был любимцем всего их гнезда. Байоны гордились его отвагой и галантными манерами. Отказ глубоко ранил сердце Лопо, но еще глубже уязвил его самолюбие. Жаждая утолить терзавшую его страсть и заодно обесчестить Рамиресов, он задумал похитить дону Виоланту. Дело было весной, уже зазеленела долина Мондего. Юная красавица в сопровождении нескольких родственников и рыцарей своей свиты отправилась в Трейшедо, в Лорванский монастырь, где тетка ее, дона Бранка, была настоятельницей. Этот романтический эпизод дядя Дуарте описывал плавно и томно:

Тут-то, у обросшего вязами источника, и нагрянул на них Огнецвет. Но едва завязался бой, один из кузенов доны Виоланты, сеньор славной Авелинской крепости, обезоружил Лопо, сумел поставить его на колени и продержал в этом положении несколько мгновений под сверкающим лезвием своего клинка. Потом отпустил живого. Скрежеща зубами, Бастард ускакал вместе с горсткой сородичей, принимавших участие в этом дерзком налете. С того дня ненависть между Байонами и Рамиресами запылала с новой силой. И когда началась война против мятежных инфант, в одном из первых же сражений очутились лицом к лицу в тесной долине Канта-Педры двое заклятых врагов: Лопо де Байон с отрядом в тридцать копий и сотней королевских арбалетчиков — и Лоуренсо Мендес Рамирес с пятнадцатью рыцарями и девятью десятками пеших ратников.

То было в последних числах августа; ранняя осень уже позолотила славные луга Канта-Педры и листву ясеней и тополей, росших по обоим берегам речонки Дас-Донас, которая сонно журчала, пробираясь между камней тонкими струйками. На вершине холма, в направлении Рамилде, среди развалин, ощетинившихся зарослями колючек, чернела громада Круглой башни — все, что осталось от старинной крепости Авеланс, сожженной во время кровопролитных сражений между баронами Салзеды и Ландина. Теперь там жил один лишь стенающий призрак доны Гьомар де Ландин, по прозвищу «Горькая» На другом берегу, на высоком взгорье, господствующем над всей долиной, стоял монастырь Рекадаэнс опоясанный новой каменной стеной. На углу ее высилась мощная, вечной кладки башня, похожая на боевой бастион; отсюда встревоженные монахи могли наблюдать, как сверкает оружие, с утра оглашавшее звоном всю долину. Тревога охватила и окрестные деревни; по гребням холмов тянулись люди с тюками на плечах, скрипели крытые повозки, пылили вереницы стад, спеша укрыться в надежных, святых стенах монастыря.

Увидя отряд конных и пеших воинов, занявший всю долину и уходивший флангом в тень береговых ясеней, Лоуренсо Рамирес придержал коня и велел своим людям остановиться у груды камней, на которой чернел грубо сколоченный деревянный крест. Лазутчик, посланный в разведку, вскоре прискакал назад, прикрываясь кожаным щитом, — его не задела ни стрела, ни камень из пращи, — и закричал:

— Это люди Байонов и короля!

Итак, путь отрезан и силы неравны! Но не таков отважный Лоуренсо, чтобы колебаться: Рамиресы не уклоняются от боя! Да окажись он тут один как перст, с легким охотничьим копьем — все равно он бы не отступил перед войском Бастарда… Но вот уже скачет на стройном гнедом жеребце адаил Байонов, высоко занеся меч над своим пернатым шлемом. Голос его хрипло разносится над равниной: