Евгений Гребенка - Петербургская сторона

Даром ли, за деньги ли, но театр всегда был полон, громкие рукоплескания и браво явно говорили за удовольствие зрителей. Он оживлял однообразие Петербургской стороны; об нем говорили, спорили, и когда, со смертию учредителя, закрылись представления, то все не в шутку загрустили. Вскоре после этого подоспело наводнение; об нем заговорили в свою очередь, оно сделалось современною новостью, и театр был позабыт, как и все на свете. Мне кажется, что на Петербургской мог бы существовать театр не дорогой, чисто народный; для него бы нашлись своя публика и свои пьесы, сообразные с потребностью, вкусом и местными отношениями жителей. Иногда на Петербургской стороне полковые музыканты и кантонисты [9] …и кантонисты… — Кантонистами в России первой половины XIX века называли солдатских сыновей, прикрепленных со дня рождения к военному ведомству и подготовляемых к несению военной службы в особой низшей военной школе. представляют у себя в казармах разные водевили. Как они играют, об этом судить не наше дело, но всегда все места в этих театрах бывают заняты, и много публики печально возвращается домой, не могши достать билетов. Обыкновенно здесь за первые места платят 30 коп. сер., а за последние гривенник. Кухарка, обсчитывающая господина, лакей-пройдоха и т. п., являясь на сцене, находят здесь живое сочувствие.

Почти рядом с театром какой-то аферист выстроил во время оно на Петербургской стороне на Малом проспекте деревянный гостиный двор — и до сих пор стоит это здание; с колоннадой вокруг, почернелое, ветхое, снутри разобранное, но снаружи сохраняющее еще все наружные формы; очень грустное чувство наводит это здание, стоящее, лучше сказать, разрушающееся посреди маленьких домиков и грязных улиц; все в нем мертво, черно; окна и двери страшно темнеют, словно глазные ямы на мертвом черепе. Ни жизни, ни звука в этих развалинах, только иногда, проходя мимо вечером, услышишь осторожный треск, потом соп, и где-нибудь покажется из двери оборванная девчонка, украдкой тянущая полугнилую доску или бревно, да иногда из-под фундамента залает на проходящего какая-то собака.

Собственных лошадей и экипажей на Петербургской очень мало, и то почти только по Большому проспекту к Тючкову мосту и в окрестностях кадетских корпусов. Петербургцы более ездят на извозчиках, а еще более любят ходить пешком; от этого извозчиков очень мало на Петербургской стороне: весной, осенью и зимой, часу в 9-м вечера вы не найдете решительно ни одного извозчика, разве на Большом проспекте, да и то не всегда; еще зимой стоят несколько санок в Малой Дворянской, у домика Петра Великого, откуда они перевозят через Неву на ту сторону к Гагаринской пристани и к Мраморному дворцу.

Трактиров и кафе-ресторанов, где бы можно было пообедать или позавтракать, на Петербургской решительно не имеется; правда, на Большом проспекте, у Сытного рынка и в Большой Дворянской есть несколько вывесок с надписью «в ход взаведение», но в них только пьют чай извозчики и простой народ; одно из этих заведений, стоящее почти у самого Самсоновского моста, называется «Мыс Доброй Надежды»; здесь когда-то, очень давно, бывало, кутят выпускные студенты Медицинской Академии.

Несколько лет назад, вдруг неожиданно на углу Малого проспекта и улицы, ведущей к Крестовскому перевозу, появилась вывеска с надписью «Кондитерская»; она красовалась, привлекала внимание проезжающих и проходящих по воскресеньям на Крестовский остров и, простояв несколько месяцев, внезапно скрылась, исчезла. Содержал эту кондитерскую какой-то хромой ветеран наполеоновской службы; хвалил своим посетителям Наполеона, со слезами на глазах показывал портрет, висевший за стеклом в углу кондитерской, и очень мало продавал своих изделий.

Я думаю, многие помнят этот удивительный портрет, просто сказать, лубочный гравировки картину, на которой был представлен Наполеон во весь рост, вершка в полтора величиной, в узких брюках, с руками, как-то нелепо заложенными в брюки. В жаркий летний день, после обеда, гуляя по Петербургской стороне, я зашел в эту кондитерскую и спросил порцию мороженого. «Слушаю-с», — сказал мальчик, стоявший у прилавка, и опрометью бросился из комнаты.

Прошло минут десять, я успел препорядочно рассмотреть картину, изображающую Наполеона, изумился храбрости, с какою были приделаны руки к брюкам, а мальчишки все не было, наконец, дверь отворилась, вошла довольно пожилая женщина в чепчике и уставила на меня вопрошающие глаза.

— Скоро ли будет мороженое?

Женщина молча вышла.

Немного погодя дверь полуотворилась: из-за нее высунулась лысая голова хозяина кондитерской, пожилого человека. Я опять спросил мороженого. Голова исчезла, а явился мальчик и объявил, что мороженое не заморозилось и будет не раньше, как через два часа. Я спросил лимонаду. Мальчик побежал очень скоро и пропал; опять вышла прежняя женщина и сказала мне, что лимонад вышел.

— Дайте хоть оршаду?

Женщина ушла, и явилась сначала лысая голова хозяина, а за ней туловище, одетое в серый нанковый сюртук. Хозяин, прихрамывая, подошел ко мне и заговорил какими-то странными звуками, вроде тех, как уличные мальчишки дразнят в подворотне собак.

— Что такое?

— Оршеад кис-кис, оршеад скис и проч… — Всилу я догадался, что оршад скис, и хозяин на пренепонятном русском наречии предложил мне выпить шоколаду или стакан воды с сахаром.

Так дебютируя, новая кондитерская не могла долго существовать, что и случилось; но, к удивлению всех, вывеска, исчезнув с Малого проспекта, как добрый нырок, вдруг явилась на Большом. Здесь под тою же вывескою также ничего нельзя было отыскать, также за дверью висела гравюра, также на гравюре рисовался в мундире Наполеон, с руками, запущенными в брюки, и хромой лысый хозяин по-старому мало продавал и много рассказывал про Наполеона.

Кроме обыкновенных церковных праздников и торжественных дней, большинство публики на Петербургской стороне, состоящее из чиновников, служащих в Сенате, в губернских местах и т. п., имеет свой праздник, продолжающийся несколько дней, растягивающийся или укорачивающийся, смотря по силе мороза; этот праздник — рекостав.

Если осенью, утром вы увидите на первой линии Васильевского острова необыкновенные толпы людей, прилично одетых, которые, смеясь и весело разговаривая, тянутся от Исакиевского перевоза к Тючкову мосту, неся под мышками портфели и бумаги, то можете быть уверены, что праздник начался и что лед на Неве если не стал, то решительно не позволяет переправиться на ту сторону… Иногда этот праздник продолжается целую неделю и более. В это время начинаются у жителей Петербургской стороны визиты, вечеринки, дружеский преферанчик, танцы и разные удовольствия, словно на святках, несмотря на дороговизну жизненных припасов.