Огюст де Лиль-Адан - Рассказы из книги Жестокие рассказы

Стоимость Машины и ее приспособления к залу средних размеров не так уж велика; существенны лишь первичные расходы, содержание же хорошо налаженного аппарата обходится недорого. Механические детали, и пользование Машиной весьма просты, как все, что действительно прекрасно. Тут сказывается простота гения. Кажется, будто это сон. Не решаешься вникнуть в такое чудо. Покусываешь себе палец и кокетливо опускаешь взор. Розовых, позолоченных амурчиков, склоняющихся с балконов, кариатид на авансцене и т. п. теперь куда больше — они виднеются повсюду. Именно в их ротики, служащие отныне отверстиями для фонографов, вставлены свистульки, которые при помощи электричества издают то уа-уау, то крики: «Вон отсюда, мерзавцы!», то Смех, Рыдания, Бис, Споры, Критические замечания, Скрип табакерок и т. п., а также в УСОВЕРШЕНСТВОВАННОМ ВИДЕвсе звуки, издаваемые толпой. По утверждению Боттома, особенно обеспечена безупречность передачи Критических замечаний.

Так Машина незаметно становится все сложнее и сложнее, и замысел ее углубляется; трубки для осветительного газа чередуются с другими, подающими газы слезоточивый и веселящий. Места на балконах оборудованы особыми механизмами, представляющими собою невидимые металлические кулаки, которыми в случае надобности можно будить зрителей; кроме того, они снабжены букетами и венками. Особые приспособления внезапно засыпают сцену миртами и лаврами с именем Автора, написанным золотыми буквами. Под каждым сиденьем, будь то кресло в партере пли на балконе (отныне они привинчены к полу), сложено (так сказать, после употребления) по паре прекрасных рук, которые изящно выточены из дуба по рисунку Дебаролля и для полной иллюзии покрыты опойковыми перчатками. Излишне разъяснять здесь, для чего они предназначаются. Руки тщательнейшим образом изготовлены по самым знаменитым образцам, дабы качество рукоплесканий было самое отменное. С этой целью в лучших руководствах по хиромантии были отобраны в качестве моделей, достойных воспроизведения, руки Наполеона, Марии Луизы, госпожи де Севинье, Шекспира, дю Террайя, Гете, Шаплена и Данте.

В ножках каждого кресла скрыты короткие трости (бычьи жилы и железное дерево) с наконечниками из твердого каучука, подкованные крепкими гвоздями; они приводятся в движение рессорами с валиками; их назначение — стучать по полу, создавая впечатление оваций, вызовов и топота. Малейший перерыв электромагнитного тока произведет такое сотрясение всего механизма, какого со времени существования Клаки еще не бывало; разразится гром аплодисментов. А Машина настолько мощная, что при надобности может буквально сокрушить весь зал. Тогда автор будет погребен под собственным своим триумфом, подобно юному капитану де Бюшу после осады Равенны, которого горько оплакивали все женщины. Это гром, это залп, это апофеоз приветствий, возгласов, криков браво , одобрений, оглушительных уа-уау , всевозможных звуков, не исключая и пугающих, судорог, громких утверждений, топота, идей и славы, вспыхивающих одновременно со всех сторон безразлично и в самых пошлых, и в самых удачных местах пьесы. Тут уж никаких случайностей быть не может.

И тогда-то и сказывается неоспоримое магнетическое явление, оправдывающее этот шум и придающее ему абсолютную ценность; явление это подтверждает ценность Машины Славы, без коего она была бы почти что мистификацией. Вот оно! В нем-то и заключается великая сущность, из ряда вон выходящее значение, ослепительный блеск гениального изобретения Боттома.

Чтобы лучше вникнуть в идею этого гения, вспомним прежде всего, что заурядные люди избегают идти вразрез с общественным мнением. Им с колыбели свойственно считать непреложным, несмотря ни на что, следующее утверждение: «Человек этот ПРЕУСПЕВАЕТ;следовательно, вопреки дуракам и завистникам, — это незаурядный, светлый ум. По возможности, будем подражать ему и, на всякий случай, станем на его сторону, хотя бы для того, чтобы не казаться дурачками».

Таково, согласитесь, сокровенное рассуждение, внушаемое самой атмосферой зала.

Если для того, чтобы вызывать воодушевление, о котором мы говорили, достаточно примитивной Клаки, какой мы пользуемся в настоящее время, то что же будет при наличии Машины, принимая во внимание, что тогда страсти станут единодушными? Публика и сейчас уже позволяет Клаке увлекать себя, хотя и знает, что эта человеческая машина дурачит ее, а сама Клака будет тогда еще легче воспламеняться, поскольку нанее будет воздействовать НАСТОЯЩАЯмашина: не надо забывать, что машины — душа нынешнего века.

И вот даже самый равнодушный зритель, слыша, что творится вокруг, легко заражается общим воодушевлением. Такова сила вещей. Немного погодя он уже оглушительно и вполне искренне хлопает. Он, как всегда, разделяет чувства Большинства. И, будь это в его возможностях, он готов был бы шуметь громче, чем сама Машина, — из опасения, что выделится из толпы.

Такимобразом, перед нами решение проблемы: физическое приспособление достигает интеллектуальной цели, успех становится реальностью… СЛАВАдействительно снизошла в зал. Иллюзорная же сторона Аппарата Боттомаисчезает, положительно слипаясь с сияющей Истиной!

Если пьеса написана просто кретином или каким-нибудь болтливым педантом, так что и одной сцены не высидишь, то, во избежание всяких случайностей, аплодисменты могут греметь беспрерывно от поднятия занавеса до самого конца спектакля.

Тут ни о каком сопротивлении и речи быть не может. В случае надобности можно выделить особые кресла для признанных поэтов, для тех, кто изобличен в гениальности, словом, для строптивых, а также для клики интриганов: гальваническая батарея направит ток в ручки кресла внушающего подозрение и насильно заставит рукоплескать сидящего в нем человека. И тогда все будут говорить: «Как видно, это на самом деле прекрасное произведение, раз даже они АПЛОДИРУЮТ!»

Излишне добавлять, что если такие драматурги (прибегнув к вмешательству какого-нибудь опрометчивого государственного деятеля, — ко всему надо быть готовым!) все же добьются постановки их «творений» без купюр, избавятся от просвещенных соавторов и избегнут директорского давления, то Машина с помощью варианта, предусмотренного неисчерпаемой и поистине благодатной выдумкой Боттома, все-таки отомстит за порядочных людей. Иными словами, вместо того чтобы осенить драматурга славою, она на сей раз станет шикать, реветь, свистеть, брыкаться, квакать, тявкать, плеваться, так что из «пьесы» не разобрать ни слова. Поднимется такой скандал, какого не бывало со времени знаменитой премьеры «Тангейзера» в парижской «Гранд-Опера». Таким образом, совесть порядочных людей и особенно Буржуазии не попадет в ловушку, как случается, увы, нередко! Сразу же будет объявлена тревога, как некогда в Капитолии по случаю нападения галлов. При Машине состоят двадцать андреидов [10] Электро-человеческие автоматы, появившиеся в результате новейших научных открытий и создающие полную иллюзию человека. ( Примеч. автора ). , выпущенных из лабораторий Эдисона, с благообразными лицами, скромной и понимающей улыбкой, со значком в петлице; в случае отсутствия или болезни образцов, по подобию коих они созданы, их разместят в ложах, и на лицах их будет написано глубокое презрение, которое передается и зрителям. Если же, паче чаяния, последние вздумают взбунтоваться и выразят желание прослушать пьесу, автоматы закричат: «Пожар!» — и это сразу вызовет такой настоящий крик и смятение, что протест мигом заглохнет. А «пьеса» после этого уже не оживет.