Огюст де Лиль-Адан - Рассказы из книги "Новые жестокие рассказы"

Но в сумрачном свете наступающего дня угрожающая ложь юного святотатца все же, оказалось, попала в цель! Все трое сильно побледнели. С глупейшими, принужденными улыбками выпили они последний бокал шампанского.

И в это утро, как настойчиво ни уговаривал ее не игравший гость, Мариель, может быть ради покаяния, отказалась уступить его любовным домогательствам.

Имея обыкновение прогуливаться по утрам в лесу Фонтенбло, г-н К* (нынешний глава государства) как-то на днях на рассвете стал спускаться по росистой траве в небольшую долину недалеко от ущелий Аспремона.

Одетый, как всегда, просто, но с какой-то строгой элегантностью — в круглой шляпе, коротком, застегнутом на все пуговицы фраке, — он имел весьма положительный вид и в своем инкогнито ничем не напоминал повадок Нумы и, не отличаясь, таким образом, в своей благородной скромности от какого-нибудь заурядного туриста, предавался из гигиенических соображений радости пребывания на лоне Природы.

Внезапно он заметил, что «задумчивость направила его шаги» к довольно просторному, весьма кокетливо выглядевшему деревенскому домику с двумя окнами и зелеными ставнями. Подойдя ближе, г-н К* заметил, что доски, из которых сколочено было это не совсем обычное жилье, снабжены порядковыми номерами и что это нечто вроде ярмарочного барака, взятого на прокат кем-то имеющим на то право. На двери крупными белыми буквами было написано: «Дафнис и Хлоя».

Надпись удивила его. Улыбаясь, с любопытством, которому он постарался придать всяческую деликатность, отнюдь не собираясь внести мирскую суету в этот приют отшельника, он учтиво постучался в дверь.

— Войдите, — крикнули изнутри два звонких, почти детских голоса.

Он слегка нажал ручку, дверь открылась, а луч солнца, проникший сквозь листву, осветил и его, и внутренность этого идиллического жилища.

Стон на пороге, г-н К * увидел перед собой молодого человека, совсем юношу, с льющимися светлыми волосами, с чертами, словно вычеканенными на греческой медали, с матовой кожей лица и голубыми глазами, имевшими выражение несколько скептическое, то есть во взгляде их было что-то насмешливое, столь свойственное глазам людей нормандского происхождения. Кроме него в комнате находилась также совсем юная девушка с невинным взглядом и лицом, чистый овал которого венчала уложенная вокруг головы пышная темная коса. Оба они были в траурной одежде из деревенской домотканой материи: благодаря изяществу их фигур покрой ее казался вполне изысканным. Оба они были прелестны, а их несколько артистический вид, как ни странно, не вызывал отвращения.

Глава государства, которому часто приходилось разъезжать по стране, был, на удивление себе самому, счастлив, что перед ним не лица префектов, супрефектов и мэров, а какие-то другие, и глаза его отдыхали.

Дафнис стоял у простого деревянного стола, прелестная Хлоя, разглядывавшая из-под опущенных ресниц нежданного гостя, сидела на металлической кушетке, сработанной в новом стиле, с матрасом, набитом водорослями, двумя белыми простынями грубого полотна и длинной подушкой на двоих. Три плетеных стула, несколько предметов домашнего обихода, тарелки и чашки из фаянса под старинный лиможский и два новеньких прибора из блестящего мельхиора на столе дополняли обстановку этого временного прибежища.

— Добро пожаловать, незнакомец, входящий к нам в нежданном луче солнца, — сказал Дафнис. — Вы безо всяких церемоний позавтракаете с нами, не так ли? У нас есть яйца, сыр, молоко, даже кофе. Хлоя, живо, давай еще прибор.

Сильные мира сего любят вещи простые, непосредственные и охотно предаются радости пребывания инкогнито у скромных людей. Г-ну К* был оказан такой прием, что он не мог отказать себе в проявлении любезности и ради развлечения пойти на то, чтобы сбросить с себя (только на этот раз и в виде исключения) свойственный ему обычно ригоризм. «Вот, — думал он, — двое эксцентричных молодых людей, убежавших сюда откуда-нибудь из Парижа и избравших этот диковинный способ провести каникулы! Может быть, они окажутся забавнее моего окружения. Посмотрим».

— Мои юные друзья, — ответил он, улыбаясь (с видом какого-нибудь короля былых времен, заглянувшего в пастушескую хижину), — я очень люблю природу и охотно принимаю приглашение жителей привольных полей.

Все расселись у стола, и так как Хлоя уже успела накрыть его, сразу приступили к еде.

— Ах, Природа!.. — с глубоким вздохом произнес Дафнис, — Ради нее мы и находимся здесь. Всем сердцем стремимся мы к натуральному, но — увы! — стремления наши тщетны!

Г-н К* взглянул на них.

— Как же так, мои юные друзья, ведь натуральное окружает вас со всех сторон, оно обволакивает вас всеми своими чистыми прелестями, всем, что оно производит в сельской местности!.. Ну вот, например, какое чудесное молоко, какие замечательные бутерброды!

— Ах, — ответила Хлоя, — молоко это, любезный незнакомец, пить действительно можно. Оно, кажется, сделано из самых лучших бараньих мозгов.

— Что до бутербродом, — пробормотал Дафнис, — то насчет хлеба, принимая но внимание нее эти новоизобретенные дрожжи, с уверенностью ничего сказать нельзя, а вот масло, как мне показалось, сделано из отличного маргарина. По если вы предпочитаете сыр, то этот вот заслуживает всяческого доверия, ибо сало и мел подмешаны к нему едва на одну треть — это совсем новое изобретение.

Услышан эти речи, г-н К * повнимательнее посмотрел на своих юных хозяев.

— И… вас действительно зовут Дафнис и Хлоя? — спросил он.

— О, это просто так — домашние прозвища… — ответил Дафнис. — Семьи наши, некогда состоятельные, жили в Париже на авеню Елисейские Поля, но неожиданное падение курса акций на бирже заставило их работать. Я, недавно получив звание адвоката, собирался, как водится, проходить стажировку. Хлоя тоже училась, она уже врач, намеревалась стать гинекологом. Но тут неожиданно полученное небольшое наследство позволило нам соединиться тотчас же и, согласно врожденным нашим вкусам, попытаться возобновить то существование, которое мы вели во времена Донга… Хотя сейчас это очень трудно. Как? Вы больше не кушаете, дорогой незнакомец? Хотите глазунью из двух яиц? Вот эти яйца самые модные. Вы знаете, они из тех трех миллионов яиц, которые Америка ежедневно экспортирует к нам: их погружают в раствор кислоты, отчего и образуется скорлупа — это один миг. Поверьте мне, попробуйте. А потом будем пить кофе. Превосходный! Он делается из той имитации первосортного цикория, доход от продажи которого в Париже, по официальным данным, достигает восемнадцати миллионов франков. Не отказывайтесь! Мы вас угощаем от всего сердца и безо всяких церемоний.